Решив, что пока его здоровью ничто не угрожает, я на цыпочках вышла из комнаты.
Отца я нашла в обеденном зале. Судя по теням под глазами, он едва ли приклонил голову на подушку этой ночью.
- Ну, что? Как он? – отец не скрывал своей тревоги. Правда, я не поняла, за кого он переживает больше: за незваного гостя или за собственную дочь, что повела себя неожиданно и безрассудно.
- Пока рано о чем-то говорить, но хуже ему точно не стало, - произнесла я, коснувшись его руки. –
- Я думаю, мы сможем ему помочь.
- Дай Бог, - промолвил отец и вновь умолк. В это утро он был немногословен.
А я, наскоро перекусив, вновь вернулась к своему посту.
***
Удивительной казалась быстрота, с которой рыцарь, еще недавно находившийся при смерти, выздоравливал.
Уже в полдень служанка прибежала к нам с вестью, что наш гость очнулся и желает видеть хозяев.
Мы с отцом тут же поспешили к нему. И – да – действительно, тот уже пытался приподняться в кровати, опираясь о подушки. Я присела перед ним, обеспокоившись и пытаясь уложить его обратно, но рыцарь воспротивился моим попыткам, хоть и был все еще очень слаб.
Едва он принял более-менее устойчивое положение среди перин, первыми его словами оказались учтивые извинения за то, что он доставил нам столько хлопот. Затем он поинтересовался, где имеет честь находится и как зовут его благословенных спасителей.
- Вы нашли укрытие в замке Валлейдог, - ответил мой отец, представившись, -
- И, поверьте, останетесь здесь столько, сколько посчитаете нужным, под нашей защитой и покровительством.
- Валлейдог? – задумчиво произнес рыцарь, явно что-то пытаясь вспомнить. –
- Уж не тот ли это Валлейдог, владение верных Псов Долины, что две сотни лет тому назад участвовали в знаменитом королевском походе сквозь Пустошь?
- Да, все так, вы не ошиблись, - степенно кивнул отец, -
- Этот замок и эти земли были пожалованы королем моему прадеду в благодарность за службу. Удивительно, что Вы осведомлены об этом.
- Как может быть иначе? – приподнял светлые брови наш гость, -
- Ведь едва ли не первое, чему учат юных оруженосцев, - геральдика и история земель. А я уж давно вышел из ученического возраста!
Мой отец вновь покивал, соглашаясь, и протянул для знакомства руку, которую рыцарь с почтением пожал.
Оллгар, «Эльфийское копье» - вот как его звали. И он прибыл к нам из такой дали, о какой я не смела даже и думать. В его краю зима длилась едва ли не большую часть года, а в ледяной воде бурного моря сталкивались между собой громадные замерзшие глыбы, которые могли с легкостью раздавить самый мощный корабль. Отсвет этого льда и этой зимы я ловила в глазах – серых, словно сталь его боевого клинка.
Однако взгляд его вмиг становился лучистым и ласковым, едва касался меня. Оллгар полагал, что именно я спасла ему жизнь, и обращался ко мне не иначе, как «моя благословенная госпожа». Он с великой осторожностью брал мою руку в свою широкую ладонь и подносил к губам для почтительного поцелуя.
Ах, мое сердце вздрагивало, и трепетало, и, казалось, готово было вырваться из груди, упорхнув к небесам, где лишь вольные птицы…
Что ж, мне едва исполнилось шестнадцать, и сладкие грезы вперемежку с мечтами гнездились в моей голове, подобно тем самым птицам, что не ведают ни забот, ни печали. А он, мой спасенный рыцарь, был так обходителен, так безупречен и полон благородства. Так непростительно совершенен!
Едва я входила в комнату, он порывался подняться с постели, дабы приветствовать меня так, как я того заслуживала, несмотря на рану, которая все еще грозила открыться. И я с трудом уговаривала его отложить манеры до лучших времен и не торопиться подниматься на ноги, пока он не окрепнет.
Однако вскорости Оллгар пренебрег моими увещеваниями («воин он, в конце концов, или нет!»), и решил встать самостоятельно, не дожидаясь чьих-либо разрешений, а тем более, помощи.
Открыв дверь, я неожиданно застала его за этим занятием, шатающейся походкой бредущего от одной стены к другой. Он заметил меня и попытался улыбнуться, однако губы перекосило от боли. Мужчина непроизвольно схватился за бок и пошатнулся совсем как тогда, когда я впервые увидела его, перешагнувшего порог нашего дома. Я тут же бросилась к нему, чтобы поддержать, и он опять почти упал на меня, опершись на мое плечо всем своим немалым весом. Еле-еле я довела его до постели, бледного, с бисеринками пота над губой, и смущенного донельзя.