«Слабый, как девчонка! Простите меня, госпожа. Я должен был рассчитать свои силы, и Вам бы не пришлось тащить меня на себе», - повторял он несчетное число раз, невзирая на мои уверения, что я ни капельки не сержусь на него.
Прошло еще несколько дней, и наш гость достаточно прочно встал на ноги. Он чувствовал себя почти здоровым, и много времени проводил, осматривая замок и двор. Иногда они с отцом сидели в каминной зале за бокалом красного вина и беседой.
Теперь мы редко оставались наедине, и я иногда даже с сожалением вспоминала о том времени, когда он, беспомощный, лежал в постели, а я заботилась о нем, постоянно находясь рядом.
Когда наши пути случайно пересекались, рыцарем внезапно овладевала странная неловкость, он опускал глаза и старался побыстрее миновать меня, словно я по какой-то необъяснимой причине сделалась ему неприятна. Все это безмерно меня расстраивало, и однажды я решила действовать напрямую.
Как-то погожим солнечным днем, дождавшись, пока отец уйдет по своим делам, я направилась в парадную залу, надеясь застать там Оллгара. И он, действительно, оказался там. Я увидела его, прохаживавшегося вдоль стены, увешанной старыми гобеленами, и думавшего о чем-то своем.
Мой приход застал его врасплох. Столкнувшись со мной взглядом, он вздрогнул, но тут же взял себя в руки и улыбнулся.
- Доброго дня, моя госпожа, - рыцарь изобразил учтивый поклон, -
- Рад видеть вас.
- Я тоже очень рада, - мой боевой задор вдруг резко улетучился, и я ощутила, что идея поговорить обо всем напрямую уже не кажется мне такой удачной. Предательская дрожь возникла где-то в глубине живота и потихоньку проникала в каждую клетку моего тела. Что со мной? Может, я подхватила жестокую лихорадку, что еще недавно терзала Оллгара?
- Простите, - пролепетала я, чувствуя жар и холод одновременно, -
- Мне что-то нехорошо.
Он тут же оказался рядом, взяв меня под руку и озабоченно вглядываясь в лицо. От его близости у меня перехватило дыхание.
- Что с Вами, госпожа? Вы так побледнели!
- Ох, нет, ничего… Я не знаю…
Голова отчаянно закружилась, когда я подняла взгляд и встретилась с ним глазами.
- Позвольте… проводить Вас, - прошептал он и склонился еще ниже.
И тут – я сама не знаю, как это произошло – его губы соприкоснулись с моими. Я почувствовала удивительный, тревожный запах – запах морского ветра, запутавшегося в волосах, и ледяной запах зимы от его кожи. Передо мной словно воочию встали острые пики скал среди зеленых бурунов; резкие крики чаек разрывали холодный воздух…
Но целующие меня губы оказались, напротив, мягки и осторожны. Теплые, словно волшебный август. Огромная, неподвижная вечность распахнула над нами свои крылья, а поцелуй все длился и длился…
Потом он медленно отстранился, все еще глядя в мои глаза. Отступил на шаг.
- Простите, госпожа. Я не должен был… Всему виной Ваша нежная красота. Еще раз прошу: простите меня.
Краска залила мои щеки, когда я пролепетала:
- Вам не за что просить прощения, мой рыцарь.
И ощущая невероятное смущение, я поспешила покинуть его.
***
В ту ночь я не сомкнула глаз. Странные, необузданные мысли бередили мое воображение. Мысли были о нем. И обо мне…
В ту ночь я поняла, что за опасная лихорадка овладела моим телом. Имя этой болезни было – любовь. И это открытие настолько потрясло меня!
Я едва дождалась утра. С первыми лучами рассвета я вскочила с измятой постели и, наскоро одевшись, поспешила в отцовскую опочивальню.
Я так громко стучала в его дверь, что, наверняка, перебудила весь замок.
- Аврора, - произнес отец с укором, впуская меня, -
- Если тебе не спится, это вовсе не значит, что надо поднять на ноги всех остальных. Что случилось, дочь?
Было видно, что он только что проснулся и не успел толком привести себя в порядок. Тем не менее, зевнув, он жестом пригласил меня сесть и приготовился внимательно выслушать, хотя сон все еще сковывал его веки.