Так, значит рыцарь вознамерился нас покинуть в ближайшее время…
Я должна что-то срочно сделать, что-то придумать! Не может же все закончиться столь нелепо! Я не понимаю, что произошло, но выясню это обязательно!
***
К вечеру мне удалось слегка успокоиться. Вместе с тем, решимость моя окрепла. И когда по камням нашего двора зацокали копыта, я уже полностью держала себя в руках, хотя сердце все еще предательски колотилось о ребра. Мне казалось, его стук слышат все.
Постаравшись принять самый скучающий вид, я прошла в гостевую залу. Оллгар уже был там, усталый и бледный после поездки: все-таки он еще не восстановился от раны. Мне повезло: в кои то веки мы оказались одни.
- Добрый вечер, сударь. Как Ваше самочувствие?
Он обернулся на мой голос, немного изменившись в лице.
- Благодаря Вам, госпожа, чувствую себя совершенно здоровым. А как Вы?
- Лучше и быть не может. Но я слышала, Вы покидаете нас?
Рыцарь слегка смутился. Он стоял вполоборота ко мне, но я заметила, как напряглись высокие скулы.
- Да, я больше не хочу обременять Вашу семью своим присутствием. Вы и так достаточно сделали для меня. Я обязан Вам жизнью, и не уверен, что смогу до конца собственных дней отблагодарить Вас.
- Сможете, не сомневаюсь. Останьтесь еще ненадолго.
Он, наконец-то, поднял на меня глаза, серые, точно февральский лед:
- Вы просите меня?..
- Да, я прошу. Остаться. Ненадолго. Или насовсем…
И тут холодная стена вежливости, стоящая между нами, все-таки не выдержала. Резко развернувшись ко мне всем телом, Оллгар пылко схватил мою руку.
- О, если бы Вы знали, о чем просите! И если бы я мог ответить на Ваши слова согласием!
- Так ответьте!.. Скажите хоть что-нибудь!
Я не замечала, что изо всей силы сжимаю его ладонь, словно боясь выпустить. Словно это моментально разрушит возникшую между нами связь, прервет ток, несущийся по нашим жилам, соединяющий нас воедино…
Оллгар – я видела – ощущает то же самое, не в силах оторваться, разъединить наши руки.
И все же в какое-то неуловимое мгновение, где-то между двумя ударами сердца, мой рыцарь отводит взгляд. Мне становится безнадежно страшно и холодно от того, что я сейчас услышу. Я не хочу это слышать, не хочу! Но мгновение уже прошло, и он выпускает мои пальцы.
- Простите меня, Госпожа. Я бесконечно виноват перед Вами.
Меня колотит озноб, но я все еще надеюсь. Все еще…
- Вы прекрасны. Ваша юность и доброта способны растопить любое, самое суровое сердце. И сложись обстоятельства по-иному, я не желал бы себе иной избранницы…
Я понимаю, что он еще что-то говорит, но смысл его слов доходит до меня с трудом, словно сквозь плотный туман. Ясно для меня лишь одно: я его потеряла. Все остальное – ложь и не имеет особого значения. Фразы скользят мимо меня, почти не касаясь, гладкие, словно змеи, и такие же пестрые. И все же я ощущаю всей кожей их холод и чужеродность.
- Стой. Подожди, - мне отчаянно хочется удержаться, не потерять равновесия и не провалиться в яму, что разверзлась под моими ногами. И мне кажется, что если я найду хоть какое-то объяснение, хоть какую-то соломинку, за которую можно ухватиться, я еще могу спастись, -
- Объясни, почему это невозможно? Ты и я – почему этому не бывать?
Цветистый поток его красноречия прервался, наткнувшись на мой упрямый взгляд. В глазах его читалось изумление. Вероятно, в тех кругах, где он прежде вращался, дамы не отличались особой смелостью и прямотой, и уж, тем более, не решались прервать столь куртуазное объяснение в нелюбви. В какой-то момент мне, как ни странно, даже стало жаль его. Однако, будучи воином, Оллгар принял удар, не поморщившись, и тут же, встряхнувшись, стал похожим на прежнего, настоящего мужчину, а не на павлина, распустившего перья перед самкой.
- Мы перешли на «ты», госпожа?
- Да. Думаю, так будет правильно.
- Как пожелаешь, Аврора.