— Все хорошо, любовь моя, — произнес он. — Не волнуйся, все уже позади.
Она пробормотала что-то невнятное, и он опустился на колени рядом с кушеткой, прижимая ее к себе, так чтобы она могла спрятать лицо у него на груди.
Свободной рукой он гладил ее по волосам.
— Успокойся, — ласково убеждал ее лорд Страткерн, — все прошло, теперь все будет хорошо!
Должно быть, слуги принесли бренди, как он приказал, потому что теперь он поднес рюмку к ее губам.
— Выпей, любовь моя, — попросил он.
Принимая от него рюмку, Леона вспомнила, как накануне вечером герцог точно так же пытался ее успокоить.
Резкий запах спиртного несколько привел ее в чувство, и Леона неуверенно спросила:
— А герцог? Он умер?
Должно быть, лорд Страткерн вопросительно посмотрел на мажордома, стоявшего рядом, потому что тот ответил:
— Боюсь, что да, милорд. Его светлость не только был ранен в грудь, но и пролетел довольно большое расстояние вниз, ударяясь о каменные ступени лестницы.
Леона постаралась подавить вздох облегчения.
Перед глазами ее все еще стояло лицо герцога с недоверчиво, удивленно приоткрытым ртом, когда его сын нанес ему смертельный удар. Леона думала, что после всех этих ужасов она никогда уже, наверное, не сможет жить обычной, нормальной жизнью, как другие люди.
Будто читая ее мысли, лорд Страткерн произнес, обращаясь к ней:
— Чувствуешь ли ты в себе силы отправиться ко мне в замок? Думаю, тебе не захочется тут дольше оставаться.
— П-пожалуйста, прошу тебя, забери меня отсюда! — умоляющим голосом попросила Леона.
Он отпустил ее и встал.
— Я возьму мисс Гренвилл с собой в замок Керн, — сказал он, обращаясь к мажордому. — Мы поедем напрямик, через вересковую пустошь, так будет быстрее. Уложите все ее вещи и пришлите в замок в экипаже.
— Будет сделано, милорд.
В голосе управляющего явно звучало почтительное уважение.
Лорд Страткерн снова наклонился к Леоне и, подхватив ее на руки, спустился по главной лестнице в холл.
Девушка прикрыла глаза, не только потому, что не хотела больше видеть стен замка Арднесс, но и потому, что боялась увидеть что-нибудь ужасное.
Вдруг там лежат тела мертвого герцога или его сына!
Не говоря ни слова, лорд Страткерн усадил ее на свою лошадь, которая оставалась у подъезда, а сам вскочил сзади, точно так же, как в тот день, когда они встретились впервые. Они тронулись, а мажордом и слуги молча стояли в дверях, глядя им вслед. Выехав с подъездной аллеи, лорд Страткерн повернул лошадь к холмам.
Только почувствовав, что тень замка Арднесс больше не накрывает их, заслоняя солнце, Леона подняла голову и взглянула на лорда Страткерна. Она увидела его твердый, точно высеченный из камня подбородок, и, как и прежде, ей показалось, что на губах его играет легкая улыбка.
Они медленно ехали вверх по крутому склону холма, и когда до вершины оставалось уже совсем немного, Леона спросила.
— Как вам удалось… влезть на башню?
— Я ведь сказал, что всегда и везде буду защищать тебя и заботиться о тебе, даже если для этого мне пришлось бы подняться в небо или спуститься в темные недра земли.
— Но вы могли разбиться.
— Однако я остался цел и невредим, так же, как и ты, любовь моя!
Они помолчали, а потом Леона произнесла совсем тихо:
— Сегодня утром я шла к вам в замок, чтобы вы одолжили мне немного денег, и я могла бы… вернуться домой.
— Вы действительно хотите этого?
— Я не знаю, что мне еще делать… У меня нет другого выхода!
— Думаю, мы могли бы обвенчаться сегодня вечером!
Он почувствовал, как тело девушки напряженно застыло в его объятиях, потом она проговорила почти шепотом:
— Герцог сказал мне, что у вас… есть жена!
С минуту лорд Страткерн ничего не отвечал, затем спросил:
— Вы поверили ему?
— Он сказал, что вы женаты на актрисе.
— Я думал, вы любите меня.
— Люблю! — воскликнула Леона, забыв о всякой сдержанности. — Я люблю вас, но…
Голос ее замер.
— Но вы с готовностью поверили, что я мог бы говорить вам все эти слова, что я обнимал бы вас и осыпал поцелуями, зная, что не имею на это никакого права?
Леона вздохнула, не в силах вымолвить ни слова.
Волна безмерного, немыслимого, небывалого счастья захлестнула ее, унося с собой всю горечь, всю боль и страдание, которые, словно лед, сковывали ее сердце.
— Так это неправда? — вымолвила, наконец, Леона, глядя ему прямо в глаза.
— Я думал, вы верите мне.
— Я хотела… Я очень хотела, но вы не просили меня стать вашей женой.
— Мне казалось, вы и так понимаете, что для нас обоих не существует ничего другого, что мы не можем жить друг без друга!
— Так значит все, что говорил мне герцог, было ложью!
— Да, это была ложь, моя дорогая, — ответил лорд Страткерн, — но как любой обман, она имела под собой кое-какие основания, так что при некоторых обстоятельствах полагаю, ее можно извинить.
— Я думала, это правда.
— Я все рассказал бы тебе, если бы только мне хоть на минутку могло прийти в голову, что давно забытое прошлое всплывет, чтобы потревожить и огорчить тебя.
Он остановился и заглянул ей в лицо.
— Ты очень расстроилась?
Глаза девушки умоляюще смотрели на него, как бы прося прощения за невольную слабость:
— Я подумала, что все, во что верила, разбито и уничтожено, — пробормотала она.
— На твоем месте я почувствовал бы то же самое, — заметил лорд Страткерн.
— Я хотела верить, что вы любите меня, — продолжала Леона, — но герцог говорил так уверенно, и тогда я подумала, что, может быть, вы не просили меня стать вашей женой именно потому, что не могли этого сделать.
— С той минуты, как я впервые увидел тебя, — ответил лорд Страткерн, — я понял, что ты создана для меня и что я всегда ждал тебя, ждал, что ты появишься в моей жизни. Я сказал бы тебе об этом в тот же вечер, наш первый вечер в замке, когда мы обедали вместе; уже тогда я хотел сказать тебе все, объяснить, что ты значишь для меня, но я боялся.
— Боялись? — удивленно переспросила Леона.
Он глубоко вздохнул.
Они уже поднялись на гребень, и он остановил свою лошадь около каменной пирамиды, окинув взглядом поросшие вереском склоны холмов, простиравшиеся до самого озера, золотистого в лучах солнца, и замок, возвышавшийся над ним.
— Еще юношей, когда я учился в Оксфорде, — тихим голосом начал свой рассказ лорд Страткерн, — я влюбился; но полюбил я не второсортную актрису, как сказал герцог, а певицу, у которой был прекрасный голос. Она была старше меня, но я верил, что она меня любит. По крайней мере, так она мне говорила, и я привез ее сюда, в замок.
Леона почувствовала острый, болезненный укол ревности, но ничего не сказала, во все глаза глядя на лорда Страткерна и ожидая продолжения рассказа.
— Я сказал моим родителям и всем родственникам и друзьям, что мы обручены, и мне казалось, что Изабель понравился мой дом и люди моего клана.
Он сжал губы, и Леоне почудилось, что в голосе его появились горькие нотки, когда он продолжал.
— Я был тогда очень молод и слишком доверчив. Оказалось, что, несмотря на все свои заверения в любви и на желание выйти за меня замуж, Изабель и дня не могла прожить без веселья и развлечений, которые были у нее в Англии. Она вовсе не собиралась навсегда похоронить себя в мрачном шотландском замке, не имея другого общества, кроме собственного мужа.
Леона сделала какое-то движение, но ничего не сказала. Она не могла найти нужных слов.
— Я отвез ее обратно, в тот мир, к которому она принадлежала, — продолжал лорд Страткерн. — Но я был слишком горд, чтобы признаться кому-нибудь, даже собственному отцу, в том, что помолвка разорвана.
Он посмотрел на Леону и улыбнулся.
— Теперь это кажется таким смешным и глупым, и надо же случиться такому, чтобы моя непомерная гордость причинила тебе боль, любовь моя!