– Спасибо, фройляйн, – комиссар тяжело поднялся и взял пакет. – У меня для вас хорошие новости. Мне только что звонили эксперты – вы можете забрать тело.
– Что ж, тогда не будем тянуть. Вы не окажете мне любезность, комиссар, подвезти меня?
– Э, фройляйн Хайнце…
– Если вы ещё не закончили с ужином, я подожду. Я как раз хотела поговорить с хозяйкой гостиницы.
– Да мы уже почти…
– Тогда через четверть часа.
Фройляйн Хайнце скрылась за внутренней дверью. Даниэль, с интересом прислушивавшийся к разговору, поймал взгляд Хофмана и сочувственно улыбнулся ему. Комиссар передёрнул плечами и отвернулся.
Был уже вечер, и Фёрстнер немного не рассчитал время – библиотека закрывалась на час раньше, чем он помнил, и он чуть не пришёл к закрытым дверям. Но оказалось, что это как раз тот случай, когда из его популярности можно извлечь ощутимую пользу. Когда Даниэль объяснил, кто он такой, и что история их города ему нужна для написания новой книги, оказалось, что толстушка-библиотекарша была поклонницей его творчества. Расплывшись в улыбке, она тут же попросила автограф, а потом, поколебавшись, сказала, что должна идти домой, где её ждут, но, пожалуй, не будет беды, если герр писатель ненадолго останется после закрытия. Это Даниэля более чем устраивало, он принял комплект запасных ключей, клятвенно пообещал всё закрыть и занести ключи не позднее, чем завтра, и наконец остался наедине с кипой пожелтевших газет в дальней комнате.
Найти искомое, зная точные даты, труда не составило. В тихом Вольфене и его окрестностях, где все друг друга знали и, несмотря на обилие приезжих, по многу лет не происходило ничего из ряда вон выходящего, серийный убийца произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Несколько недель кряду газеты ни о чём ином и не писали. Герр Кауфман, священник, к которому покойный регулярно ходил на исповедь и который предположительно мог что-то знать об убийце, и, наконец, герр Штейман. Хм, нашлись свидетели, что Кауфман не просто исповедовался, а доставал святого отца своими разговорами о мистике, закупал святую воду чуть не литрами, и священник даже ходил к нему домой освящать жилище. Конкретно двинулся герр, короче. Но ни святая вода, ни серебряный, тоже освящённый, крест его не спасли от участи быть разорванным на части во всё том же лесу, где недавно нашли и его вдову.
Терпеливо перебирая одну заметку за другой, Даниэль наконец нашёл и упоминание о Грете Штейман. Её и в самом деле отправили в клинику для лечения «душевных травм». Что это были за травмы, в газете не сообщалось, зато сообщалось, что заботу о девочке и оплату её пребывания в клинике взяли на себя опекуны Ральфа Штеймана, которому по завещанию отходил замок и большая часть состояния покойного Йозефа. Выяснилась наконец и степень родства прежнего хозяина замка с нынешним – тот был двоюродным племянником, сыном кузена Йозефа Штеймана, эмигрировавшего в Америку, но вскоре умершего. Кто именно стал опекуном Ральфа и Греты, в статье упомянуто не было.
Значит, подумал Даниэль, они оба стали сиротами, и Ральф, и Грета. Сиротами и почти ровесниками. Вероятно, были и знакомы. А ну-ка… Внезапное подозрение заставило его вытащить другую пачку и зарыться в хрупкие старые страницы ещё глубже. Ведь раз Грета – приёмная дочь, где-то должны были быть и её настоящие родители, верно?
Ладони Даниэля посерели от пыли, которыми были покрыты много лет никем не тревожимые газеты, перед глазами мелькали чёрные буквы и чёрно-серо-жёлтые снимки. Он перебирал номера один за другим, невольно увязая в сообщениях о постройках новых дорог и развязок, о проведении ярмарок и распродаж, о способах выращивания петуний и стрижки собак. Даниэль просматривал некрологи и интервью с местными политиками и представителями администрации, исторические заметки о достопримечательностях. И всё же едва не упустил искомое. Замылившийся глаз скользнул по заголовку и тексту, не читая, и зацепился только за фотографию дымящихся развалин внизу страницы. И Даниэль вернулся к началу, ведомый лишь любопытством.
Заметка повествовала о ночном пожаре, случившемся в одном из домов Вольфена. Пожар начался в спальне супругов Хайнце, так что причиной его, вероятно, стала их же неосторожность – известно было, что глава семьи имел дурную привычку курить в постели, и время от времени крепко выпивал. Так или иначе, но дом сгорел полностью, супруги погибли, но их семилетнюю дочь Грету Хайнце удалось спасти.
Даниэль перевернул страницу и посмотрел на дату выпуска. Так и есть, за два года до убийств. Грета Хайнце остаётся сиротой в семь лет, а два года спустя лишается приёмного отца девятилетняя Грета Штейман. Не позавидуешь девочке, так что клиника для лечения душевных травм и правда, видимо, не была лишней. Могла ли Грета, повзрослев, отказаться от новой фамилии и вернуться к той, что носили её родители? И не с ней ли Даниэль разговаривал не далее, как сегодня утром?