Некоторое время Фёрстнер колебался. Одно дело – когда он просто зашёл в открытую дверь, а совсем другое – что ни говори, взлом. Самое разумное, что можно сделать, это повернуться и уйти, тем более что, скорее всего, ничего он за этой дверью не найдёт. Но, быть может, никто ничего и не заметит? Ведь Даниэль ничего не собирается красть, он просто посмотрит и уйдёт. А если и заметят – какое отношение это имеет к нему? Завтра он заберёт свой мотоцикл и уедет из Вольфена уже окончательно. Даниэль глянул на себя: кожаная куртка, перчатки, следов на полу он, вроде тоже не оставил… Раз он уже забрался в чужой дом, глупо уходить, так и не осмотрев его как следует. Чувствуя себя подростком, распивающим свою первую бутылку спиртного на заднем дворе школы, Даниэль примерился и ударил в дверь плечом.
Одного удара не хватило, понадобилось два, но дверь всё же распахнулась. Как Даниэль и думал, здесь был кабинет. Шкаф с книгами, письменный стол, явно старинный металлический сейф в углу, уже несколько облупившийся. Камин в наружной стене, на нём остановленные бронзовые часы и пара подсвечников без свечей. Стол был пуст, но в ящиках лежали письменные принадлежности и бумаги. В основном счета, пачка старых писем, какие-то бланки. Подобного бумажного хлама в любом доме навалом.
Нижний ящик оказался заперт, но, когда Даниэль дёрнул посильнее – сказавши «а», какой смысл смущаться на «б»? – с треском уступил. В отличие от остальных своих собратьев, он оказался забит под завязку. Наверху лежала папка с газетными вырезками – от очень старых, жёлтых и ломких, до достаточно свежих. Развязав тесёмки и бегло просмотрев добычу, Даниэль убедился, что все статьи вырезаны из уголовной хроники. Убийства, фрау Кауфман интересовали только убийства, причём как в стране, так и за её пределами. Были, впрочем, и несколько сообщений о гибели в огне или утоплениях, но общая направленность была понятна. Под папкой лежала старинная книга на неизвестном Даниэлю языке, кажется, на латыни. Явно что-то магически-демонологическое, судя по иллюстрациям. Ещё какие-то бумаги – страницы, выдранные из журналов и книг, заполненная от руки тетрадь с какими-то выписками, несколько мутных фотографий…
Внимание Даниэля привлёк лежащий на самом дне ящика большой сложенный лист плотной бумаги. Когда Фёрстнер вынул его и развернул под светом настольной лампы, оказалось, что это красиво отпечатанное родословное древо, в окружении завитушек и рисунков. «Клаус Штейман – Анке Ингрид Беккер» было написано в самом низу. От этого союза, согласно древу, родились двое сыновей, и один из них, судя по датам, умер совсем молодым, не оставив потомства – в этом рассказанная Кристиной легенда не соврала. Его имя было обведено синей шариковой ручкой. Старший же благополучно женился, обзавёлся потомством и дал начало довольно большой семье, которая, впрочем, полтора века спустя подсократилась до двух ветвей. Несмотря на стилизацию под старину, отпечатано древо, видимо, было не так уж и давно: во всяком случае, Даниэль нашёл на нём не только Йозефа Штеймана, но и Грету Штейман на самом верху листа. А вот жены у предпоследнего владельца замка, похоже, не было, во всяком случае, в древо её не вписали. В стороне стояло имя последнего представителя второй ветви, того самого двоюродного брата из Америки, Андреаса Штеймана. Этот как раз успел жениться на некой Эмме Чемберс, но их сын на древе не фигурировал.
Даниэль нахмурился. Если родословную составляли в то время, когда Грету уже удочерили, то уж Ральф-то Штейман давно должен был появиться на свет. Первой мыслью было, что кузены просто не общались и Йозеф о племяннике не знал. Или не хотел знать. Но как тогда быть с завещанием на его имя?
Для чего вообще фрау Кауфман понадобилось родословная Штейманов? Всё тот же поиск чудовищ, которому она посвятила жизнь? Взгляд писателя вернулся к началу листа, к обведённому ручкой имени. Ральф Бертольд Штейман, герой легенды об оборотнях…
Ральф. Штейман.
Никакой связной мысли в голове у Даниэля сформироваться не успело. Уже испытанное в библиотеке чувство, что позади находится что-то страшное, пронзило его с удвоенной силой. Страх порализовывал, волосы на затылке шевельнулись, и Даниэль застыл, будучи не в силах совладать с собой…
– Вы очень любопытны, герр Фёрстнер, – шепнул позади мягкий голос. – Но за любопытство приходится платить.