– Мои родные будут меня ждать, – негромко сказал он, когда машины тронулись.
– Придётся им подождать ещё немного, – в тон ему отозвался сидевший рядом Ральф. – Ты ведь не хочешь им повредить?
Даниэль покачал головой.
– Сперва научись сдерживать себя и не бросаться на людей. Это возможно и даже не так уж трудно, надо лишь привыкнуть.
– Но потом я смогу их навестить?
– Сможешь, хотя… – Ральф помедлил. – Мой тебе совет – чем скорее ты их забудешь, тем лучше. Твоя человеческая жизнь кончилась.
Даниэль промолчал.
Машины выехали с территории аэропорта и теперь быстро мчались по шоссе. Мимо, несмотря на поздний час, то и дело проносились встречные автомобили. Со стороны Даниэля за полосой деревьев неторопливо проплыл новый стадион – чудо инженерной мысли, с перекрытиями, похожими не то на паутину, не то на матерчатый тент на стальных тросах. Подсветка золотила его, придавая праздничный вид, и Даниэль подумал, что при свете дня видел его только на фотографиях: когда он был в Эйкендорфе несколько лет назад, этого стадиона ещё не построили. Теперь его при солнечном свете и не увидишь.
А когда он в последний раз вообще видел солнце? Даниэль попытался вспомнить. По всему выходило, что в тот день, когда снова приехал в Вольфен из Кирхберг. Те несколько минут, когда солнце проглянуло из облаков, осветив автобусную остановку и стены селения, и снова спряталось. Все последующие дни было пасмурно.
Эх, если бы знать заранее…
Они въехали в город. Потянулись пока ещё редкие дома, сверкающие стеклом и сталью – современных построек всегда больше на окраинах. Далеко вглубь города машины не поехали, свернув к одному из небоскрёбов, узкой остеклённой башне с косо срезанной вершиной. Над подъездом сверкал в искусственном свете логотип, показавшийся Даниэлю знакомым. В памяти почему-то упорно всплывали благотворительные мероприятия, в которых он иногда принимал участие. Но Фёрстнер и теперь ни о чём не стал спрашивать, словно проверяя собственную выдержку.
На него вдруг навалилась усталость, и когда они втроём поднимались в бесшумном лифте, он поймал себя на желании привалиться к стенке, закрыть глаза и задремать прямо здесь, стоя. Двери кабины с едва слышным звоном распахнулись, и два вампира и женщина вышли в зал со стеклянными стенами, занимавший весь этаж. Куда ни посмотри, всюду взгляд натыкался на прозрачную стену и проходил сквозь неё дальше, на сияющие огнями городские улицы или на куда более тёмную землю за окраиной. Там, на востоке, невидимая снизу, уже занималась заря, что и объясняло сонливость Даниэля. Видимо, они провели в пути всё же больше времени, чем он думал. Фёрстнер кинул взгляд на наручные часы. Наливавшийся алым горизонт, выше выцветающий почти до белого цвета, чтобы потом посинеть почти до черноты, навевал тревогу, ведь никаких штор в зале Даниэль не заметил. Но Ральф уверенно направился к малозаметной винтовой лестнице в углу, и писатель последовал за ним.
На следующем этаже окон не было вообще. Они поднялись вдвоём, оставив Грету в зале. Коридор подсвечивался лишь красными светодиодами, полосками выложенными на полу вдоль стен. Для вампиров света вполне хватало, хотя впечатление получалось специфическое. Но Даниэль слишком хотел спать, чтобы оценить его в полной мере.
Бесшумно отворилась, уйдя в стену, ещё одна дверь, пропуская их в спальню тоже без окон и с такой же подсветкой. Мебели, кроме кровати, был самый минимум, но и ту Даниэль почти не замечал, всё затмила мысль, что сейчас можно будет лечь на тёмные простыни. Не спрашивая разрешения, он непослушными пальцами стащил куртку и плюхнулся на край широкой постели. Его ещё хватило на то, чтобы снять ботинки. Дальше раздеваться ему помогал Ральф, и Даниэль отключился раньше, чем процесс был завершён.
Тёмного цвета «БМВ» плавно выскользнул из подземного гаража и почти бесшумно покатил по улице. На этот раз Ральф сел за руль сам, ему хотелось побыть в одиночестве. Он уже давно не имел дела с людьми иначе как по делу – Грета не в счёт, в ней уже сейчас больше от вампира, чем от человека, сказывается его воспитание. Да и вообще, Грета особая статья во всех отношениях. Но юный птенец ещё не изжил в себе человеческие черты, и, если вспомнить собственный опыт и опыт других птенцов, на это может потребоваться несколько лет. И, признаться, общение с людьми с отвычки… утомляет.
Нет, Ральф не жалел о содеянном. Но сейчас ему хотелось немного передохнуть.