– Тебе хоть восемнадцать-то есть?
– Нет, – взгляд серых глаз был чист и безмятежен. Девушка наклонилась вперёд, подставляя шею.
– Идиотка! – Грета оттолкнула её, едва совсем не спихнув с кровати. – Беги отсюда как можно скорее!
– Но… – девушка моргнула. – Герр Андронеску приказал…
– А если герр Андронеску прикажет повеситься, ты повесишься?! Брысь, кому сказано!
Девушка заморгала, и её глаза наполнились слезами. И рождаются же такие курицы на свет… жертвенные. Грета собралась было прикрикнуть ещё раз, но тут дверь снова открылась, заставив обеих женщин вздрогнуть. Девушка тут же вскочила с кровати и сделала ещё один книксен.
– Что такое, Грета? – вошедший в комнату Михаил Андронеску приподнял брови. – Тебе не нравится твоя еда?
– Но я не хочу её убивать! – Грета махнула рукой в сторону девушки.
– Не хочешь? Что за детский сад? Тебе пора переходить на человеческую кровь, и ты сама это прекрасно знаешь. Или Ральф совсем ничего тебе о вампирах не рассказывал?
– Рассказывал. А что вампир всегда убивает свою первую жертву, я и своими глазами видела.
Глаза девушки расширились, испуганный взгляд метнулся к Андронеску. Но тот лишь равнодушно пожал плечами:
– Нельзя научиться контролю без практики. Во всяком случае, эта здорова, полна сил и никому не нужна. Самая подходящая еда для первого раза.
– Но она так красива.
Андронеску помолчал. Потом едва слышно хмыкнул.
– Мне бы следовало вспомнить про твои пристрастия. Ну, что ж… Хоть и не в моих правилах потакать капризам птенцов, но в этот раз я пойду тебе навстречу. Я понимаю, что тебе тяжело, Грета, и не хочу усугублять твоё положение. Хотя ты, возможно, думаешь иначе, – он бросил на неё быстрый взгляд, и Грета похолодела, вспомнив, что Мастера без труда читают мысли своих птенцов. Даже легче, чем обычных людей.
– Тебе нет нужды бояться, – мягко произнёс Андронеску. – Хорошие Мастера заботятся о своих подопечных, а я, скажу без ложной скромности, не худший Мастер. Можешь идти, – бросил он девушке, и та, не заставляя себя упрашивать, выскочила за дверь.
– Откуда она взялась? – вполголоса, хотя едва ли девчонка решилась бы подслушивать, спросила Грета.
– Сирота. Я подобрал её после смерти родителей. Другой родни у неё нет, так что никто не хватится. Внешне она и правда недурна, но дура дурой, а меня дураки раздражают, – Андронеску присел на край кровати, на то самое место, где только что сидела убежавшая донорша. – Но ты – кто угодно, но не дура, Грета. Так что, я думаю, настала пора кое-что прояснить. Ты готовилась стать вампиром, но предполагалось, что у тебя будет иной Мастер. Вот только Ральф предпочёл тебе другого человека. И это не преувеличение. Мы говорили с ним насчёт тебя. И пришли к соглашению.
Ложь, свирепо подумала Грета. Он бы никогда от меня не отказался.
– И тем не менее, это так. Ты ведь в курсе, в чём обвиняют его нового птенца. Не скрою, я буду выступать обвинителем. Но Штейман бывает весьма благоразумен, если его прижать как следует. Я не стану настаивать на смерти Фёрстнера, а ты – цена, которую он за это заплатил.
Андронеску сделал паузу, но Грета молчала.
– Ты ведь знаешь, почему он выбрал именно этого… писателя?
Женщина кивнула.
– Погоня за вчерашним днём – занятие непродуктивное, но это его дело. В конце концов, Ральф молод и просто не успел ещё набить себе шишек. Когда-нибудь из него действительно может получиться хороший Мастер и глава Клана, но прежде ему нужно набраться опыта, в том числе и на собственных ошибках. Временами мне даже жаль, что он не мой подчинённый.
Грета прикусила губу. Обидные слова рвались с языка, но она их проглотила.
– Молодец, – одобрил Михаил. – Что ж, думаю, ты и сама всё понимаешь, что всё же хочу предостеречь тебя ещё раз – не пытайся искать с ним встречи. А если и встретитесь, сохраняй благоразумие. От твоих выходок не станет лучше никому из нас троих.
Он погладил её по голове, словно ребёнка, и Грета почувствовала, как, несмотря ни на что, что-то в ней расцветает от его прикосновения. Связь птенца и Мастера, будь она неладна. То, что в обратную сторону это явление работает куда хуже, и Мастера к своим птенцам привязаны, как правило, значительно меньше, всегда казалось ей несправедливым. Тем временем Андронеску поднялся.