Надо понимать.
Про скотобойню. Я б на скотобойню не пошла, хоть что.
Допустим, ты человек и ты уже пришел на работу, тогда возьми и работай. На спецовку не спихивай, и на тачку не спихивай тоже.
Были спецовки — это первое. Были еще и тачки — это второе. Спецовку давали, кто на подноске, а тачки не давали. Конечно, тачек на всех-всех не нахватаешься. А лозы ж — кучи и кучи. Допустим, надо на работниц, которые на подноске, шесть тачек. В наявности имеется тачек три. По правде, шесть тачек тоже получается мало. Допустим, будет семь тачек. Так оно ж тогда получится совсем-совсем никак, ни тебе развернуться, ни тебе повернуться
Товар у нас на фабрике был красивый, прочный, хоть и лоза, а простоит, пока не поломают. В Чернигове была и настоящая мебель. Конечно, настоящая мебель делалась деревянная. Про деревянную я доподлинно ничего не знаю. А так — знаю, что лозу люди любили всей своей душой. Людям надо ж было устраиваться, так потому. Мы людям плели и плели — и стулья, и столы, и люльки тоже. Кровати — нет, не плели, а качалки прямо панские — было.
По правде, я ничего на свете не плела, я на подноске работала.
Пускай. На то и коллектив.
Я про лозу.
Я таскала на лозовой лозу. Таскала и таскала.
Потом мы с девчатами с лозовой справляли мои восемнадцать лет.
Там была такая — Татьяна. Татьяна мне по-товарищески подсказала, что мне надо к Мурзенке. Татьяна и подучила, что и как.
Я на другой день пошла в обед к Мурзенке, который, был, считай, самый-самый главный на складе человек, и выразила свою просьбу:
— Василь Петрович! Будь ласка, якось допоможить мэни! Важко ж! Дывытэся, як в мэнэ спына порэ́палась!
Я расстегнула пуговицы, плечи двинула и сдвинула кофту далеко-далеко назад по спине от шеи. Аж моим косточкам посередине захолодало.
И к Петровичу, к Петровичу.
А у меня на спине страх страшенный-страшенный. Синяк на синяке. Один одного больше и синей синим цветом. А есть же и других подсветов — и желтые, и с краснотой. Если смотреть, так получается красиво. Я в зеркале смотрела. Мне понравилось.
А в перерывах от синяков осталось чистое девическое тело — белый сахар. Как не чувствовать такое! Допустим, Петрович чувствовал-чувствовал.
Мастеровые девчата, которые хорошо знали про Петровича, — они ж сами были раньше на подноске. Сами были — кто перед кем успеет до Петровича добежать. Я, как узнала, всегда добега́ла. И тачка мне давалась, и сочувствие человека.
Конечно, бегала не каждая. Даже бывали такие, которые плевали на которые бегали. Даже называли, что, допустим, я шлёндра.
А у меня стыда на такое нету. Зачем в такую секундочку стыд?
Стыд — это когда Петрович меня сам расхриста́л и все-все. А я ж своими руками. А Петрович своими руками — самую чуточку. Петрович смотрел и смотрел своими глазами. Это разница.
Потом — тачка мне давалась не для гульбы, а для труда. Это разница тоже.
Я трудилась на всю свою силу. Если человек, так он же без копейки не может. А мне сильно хотелось в душе на заработанную копейку и одеться в красивое, не перешитое, и пойти в город в кино — хоть на две картины в один день, и конфет хороших купить — хоть сколько грамм………………
По правде, я ходила к Мурзенке не только для тачки.
Я давно себе наметила, чтоб не собирать своим подолом репьяхи. Я наметила себе любить такого мужчину, который достоин.
Допустим, взять мужчину. Для меня у мужчины красота всегда не главное. А будет у мужчины красота, скажу спасибо.
Да.
Поется песня:
Я б хотела встретить такого мужчину, который убивает китов для детей. У нас в Чернигове таких нету. Пускай.
Я про мужчин.
У меня уже давно был случай, что я чуточку не утонула.
Мы с подружками пошли на Десну. Был самый первый жаркий-жаркий день. Мы с подружками наметили потрогать воду, и, если нам вода понравится, мы б тогда покупались.
Получилось, что вода уже потеплела. Конечно, мы были сильно рады.
Я в воде ничего не боюсь. Я боюсь, когда на воде плывет непонятное. Оно как раз и плыло.
Подружки мне закричали:
— Утопленник!
Конечно, я увидела на воде утопленника.
Утопленник мня взял — раз! — и мазанул по руке. Я давай в сторону. А сторона получилась не к берегу, а на глубину-глубину.
Божжжже!
Уже и дна у меня под ногами нету, неба наверху нету тоже. Бултыхаюсь-бултыхаюсь. Уже я провалилась — совсем-совсем.
Божжжже!
В эту самую секундочку я услышала:
— За корягу зацепляйся!