– Ты знаешь, почему ты здесь?
– Да.
Она сияет.
– Прекрасно. И почему же?
– Потому что мисс Дилейни не умеет себя вести и общаться с людьми, поэтому она передала меня вам.
Мисс Хаас, скрестив пальцы, откидывается на спинку кресла. Я вожу кедом по ворсу туда-сюда, наблюдая, как желтый ковер темнеет, светлеет и снова темнеет. Я жду ее ответа.
Наконец она говорит:
– Я слышала, вы с Ингрид Бауэр были близкими подругами.
У меня сжимается сердце. Я замираю и пожимаю плечами.
– Может, тебе хочется поговорить о ней?
Она ждет. Не дождавшись ответа, она продолжает:
– Может, ты хочешь рассказать мне, что ты чувствовала, когда она была рядом? Почему ты дорожила вашей дружбой?
Я пытаюсь выпрямиться, но проваливаюсь в кресле.
– Я не понимаю ваш вопрос. Я не знаю, что вы хотите услышать.
– Хорошо, – говорит она терпеливо. – Я объясню, к чему я клоню. Я хочу помочь тебе озвучить чувства, которые ты, возможно, испытываешь, – вину, злость, грусть – и вместе с тобой преодолеть эти чувства. А теперь, – она подается вперед, – расскажи, чего хочешь ты.
Я отвожу взгляд от ковра и смотрю на нее. Она доброжелательно улыбается.
– Я хочу вернуться на урок.
Из кабинета психолога я иду прямо на улицу и возвращаюсь домой дворами, чтобы меня никто не перехватил. Я закрываю дверь своей комнаты, хотя дома никого нет, – просто потому, что мне нравится быть одной, в окружении плакатов с любимыми группами и вырезок из журналов. Я достаю дневник Ингрид и сажусь в кресло у окна. Открываю следующую запись в надежде, что на этот раз Ингрид обойдется без дифирамбов мисс Дилейни.
дорогой джейсон!
сегодня мы с кейтлин гуляли допоздна. мы валялись на траве у нее во дворе и смотрели в небо, и мне хотелось говорить только о тебе, но я чувствовала ее раздражение. не понимаю, что ей не нравится. не то чтобы она могла предложить более интересную тему. иногда я думаю: скорей бы она в кого-нибудь влюбилась, а я прекратила испытывать вину за то, что хочу говорить только о твоих плечах, ладонях, лице, шее, голосе, губах. твои губы. я больше не могу сидеть с тобой на биологии. когда ты так близко, мне кажется, что у меня горит кожа. я держусь только мечтой о том, как ты сделаешь первый шаг. я хочу, чтобы ты прикасался ко мне. я хочу, чтобы ты снял с меня одежду. а когда это случится, я хочу, чтобы мне было больно и эта боль излечила меня. мы будем делать это бесконечно долго, а когда все закончится, я снова стану нормальной. не больной. не сумасшедшей. не временно, а насовсем. как думаешь, джейсон, если я покажу тебе, что у меня в голове, ты, наверное, решишь, что я сумасшедшая. все так запутано и непонятно. всякий раз, когда я пытаюсь сделать что-то правильно, я делаю только хуже. ты испугаешься? или поймешь? ты расскажешь всем в школе, что я странная, что я больная? когда я вижу твои руки, я хочу чувствовать, как они обнимают меня. наверное, это звучит банально, но это был бы лучший момент в моей жизни.
ингрид
Я вскакиваю с кресла и осторожно несу дневник Ингрид в гардеробную – так, будто он раскален докрасна. Я высыпаю из корзины белье, кладу дневник на дно и заваливаю его сверху одеждой.
Несправедливо обвинять меня в том, что я не хотела часами обсуждать Джейсона. Я всегда поддерживала ее, когда она планировала «случайно» столкнуться с ним или «случайно» прогуляться мимо его дома после школы в надежде, что он нас заметит. Да, иногда мне хотелось поговорить о чем-нибудь другом, но это не давало ей права писать обо мне такие вещи. И про какую боль она говорила? Мы с Ингрид даже мыслили одинаково, так что я не понимаю, что она хотела этим сказать. Может, я неправильно ее поняла? В любом случае я не хочу сейчас об этом думать.
Я выхожу во двор. Я иду мимо огорода родителей, где потихоньку разрастается пастернак, и подхожу к куче древесины. Беру длинную доску и оттаскиваю ее в сторону. Она тяжелее, чем я думала. Я волоку ее через кирпичную террасу, мимо цветов, поднимаюсь на пригорок, спускаюсь с другой стороны и оказываюсь в дикой части двора, где нет ничего, кроме зарослей травы и нескольких деревьев. Я бросаю доску на землю рядом с моим любимым деревом. Это большой дуб. В детстве я часто по нему лазила. Переведя дух, я возвращаюсь к дому за следующей доской. Если я и решу что-то делать, то уж точно не на глазах у всех.
Вечером родители окликают меня с кухни. Мама моет латук, папа раскаляет в сковороде оливковое масло с чесноком.