– М-м?
Я переплетаю пальцы с его пальцами. Он паркуется. Я не отвечаю. Мне просто хотелось произнести его имя.
– Какое взять? – спрашивает он.
– Любое с карамелью.
Он легонько стискивает мне ладонь, отпускает. Хлопает дверью. Заходит в сияющий неоном «Севен-элевен».
– Думаю, тебе нужно двигаться дальше, – говорит мисс Дилейни, сверившись с журналом.
Уроки уже закончились, и мы сидим в ее подсобке. На полках аккуратно расставлены книги, на столике в углу – жестяные банки с чаем, на стенах – ее работы из серии с мотелями.
– Мне очень нравится, – говорю я.
Проследив за моим взглядом, она смотрит на фотографии.
– Спасибо. Это пока мелочь. Ну не совсем. Это начало.
– Начало? В каком смысле? – Я никогда не думала о фотографии как о промежуточном этапе. Я хочу, чтобы она объяснила.
– Все мои работы связаны с процессом осознания себя. Последняя серия – та, которую ты видела в галерее, – была посвящена разделению и объединению.
Она открывает ящик высокого, широкого шкафа и раскладывает передо мной несколько фотографий.
– Это начало той серии.
На снимках изображены разные женщины в разных комнатах. Я узнаю мисс Дилейни в нашем кабинете – она стоит, прислонившись к доске, покрытой фотографическими терминами и схемами. Другой снимок сделан в маленькой тесной кухне. За круглым столом рядом со стопкой газет сидит девушка. Она выглядит знакомо, но я ее не узнаю.
– Это кухня моего отца, – говорит она.
Я присматриваюсь к девушке. На ней свободная толстовка с логотипом университета, а волосы убраны в два хвостика. Она полулежит на столе, опершись на локоть.
– Это вы.
– Да.
– Когда учились в колледже?
– Нет. Два года назад. Ты тогда меня уже знала.
– Вы шутите?
Я не могу скрыть изумления, и она смеется. Я никогда не слышала от нее такого смеха. Она звучит моложе, как человек, который может сидеть за соседним столиком в ресторане или в заднем ряду в кинотеатре. Как кто-то, с кем могли бы дружить Дэйви и Аманда. Я перехожу к следующей фотографии. И снова я едва узнаю ее. Идеально прямые распущенные волосы струятся по плечам. Она сидит на коленях на кровати и смотрит прямо в камеру. С обеих сторон от кровати, на тумбочках, горят свечи. На ней крошечный шелковый пеньюар. В первую секунду я испытываю смущение от того, что вижу свою учительницу почти голой, но потом вспоминаю бесконечные фотографии обнаженной натуры, которые видела за последние три года в ее классе, и фотография становится более естественной.
– Я вдохновлялась Синди Шерман, – говорит мисс Дилейни. – Ты ведь помнишь ее работы?
Я киваю.
– Она снимает себя в образах разных людей.
– Верно. Только я не пыталась стать кем-то другим. Я хотела примирить разные части себя: учительница, художница, возлюбленная, дочь, подруга. И так далее.
– Эти снимки… они потрясающие.
– Это была моя отправная точка. Как и снимки из мотелей. Автопортреты были слишком буквальны. Я переключилась на предметы обстановки, но они были слишком статичны. В результате я пришла к куклам. Это все еще неживые объекты, но по сути они символизируют женскую фигуру. Разбирая их, изучая отдельные части в отрыве от остальных и собирая обратно, я смогла побороть проблемы, над которыми работала.
– А над какими проблемами вы работаете сейчас?
Она собирает фотографии и прячет их назад в ящик. Возможно, мой вопрос был слишком личным?
Она вздыхает.
– Знаешь, Кейтлин, я думаю, что над теми же, что и ты. Хроническое ощущение, что чего-то не хватает. Темнота. Незаполненность. – Ее фотографии вторят ей со стен. Десяток вывесок «Свободные номера» светятся в темноте.
– Я всегда начинаю с чего-то максимально буквального, – говорит она. – Но, как я уже говорила, это лишь отправная точка.
Она поворачивается ко мне.
– Вернемся к тебе. Что ты планируешь снять, чтобы компенсировать целый год скверных поделок и несданных заданий? – Ее слова звучат жестко, но она улыбается.
– Разве вы не дадите мне задание?
– Нет, – говорит она. – Гораздо интереснее будет посмотреть, что ты придумаешь сама.
Она кивает на свою коллекцию книг.
– Если захочешь обратиться к ним за вдохновением, прошу. Мне нужно проверить кучу работ.
Я встаю и поглаживаю пальцами корешки. Сара Мун. Уолкер Эванс. Мона Кун. Все мои любимые фотографы.
– Вообще-то, – говорю я, – если вы не против, я бы хотела покопаться в том ящике, про который вы говорили. С работами Ингрид.