– У тебя голова болит? – спросила она.
– Нет! – огрызнулась я. – Я уже наглоталась парацетамола.
– Я только спросила. – Она скорбно отвернулась.
– Извини, – сказала я. – Я в норме. Просто устала немножко.
– Я тоже не могла всю ночь уснуть, – призналась она и налила мне чашку чая. – Все думала, что бы мне ему такое сделать. Как он посмел так обойтись с моей дочерью!
– Мама, прошу тебя! – Я села за стол и начала вяло намазывать масло на хлеб.
– Нет, правда, Изабель! Как он мог вот так запросто, в один момент, изменить свое решение? Может быть, он и раньше тебе что-то об этом говорил?
Я покачала головой. Мне не хотелось продолжать этот разговор.
– Но если он так остро все это чувствует, то вряд ли такое решение у него созрело моментально. Вы же были помолвлены шесть месяцев!
– Я знаю, – ответила я.
– А что обо всем этом думает его мать?
– Понятия не имею. Мы с ней об этом не разговаривали.
– Скорее всего она им очень гордится. – Мать снова наполнила чайник. Вода била из-под крана злобной струей.
– Тут нет ее вины, – вяло возразила я.
– Нет, есть! Ее вина в том, что она воспитала такого сына! – убежденно сказала мать. – Именно это я и собираюсь ей сказать!
Я посмотрела на нее с ужасом.
– Кому сказать? Ей?
– Не думаешь ли ты, что я собираюсь сидеть сложа руки, когда ее дражайший сынок взял да и бросил просто так мою дочь, причем буквально у алтаря? Я собираюсь ей высказать все, что о нем думаю!
– Мама! Я тебя очень прошу, не делай этого! Это только все ухудшит. Кроме того, мы не разорвали помолвку. Мы просто отложили свадьбу.
– Ха! – хмыкнула мать.
Она продолжала наступать снова и снова. Я перестала ее слушать и вертела в руках бутерброд. Мне не хотелось есть. Вот отличная возможность сесть на диету, подумала я безрадостно. Мне даже пить не хотелось.
Днем я одолжила у Яна его горный велосипед и отправилась на прогулку по набережной. День был ветреный, и меня мотало из стороны в сторону. Я не каталась на велосипеде со школьных времен и совершенно потеряла навык. Но продолжала упорно крутить педали, потому что это давало мне возможность побыть в одиночестве, подальше от матери. Непонятно, что легче переносить: ее гнев или ее соболезнования.
Когда я приехала домой, она разговаривала по телефону.
– Разумеется, я понимаю вашу точку зрения, – говорила она в трубку. – Но я не могу поверить, что он мог вот так просто взять ее и выбросить вон.
Спасибо, мама, подумала я тоскливо. Выбросить вон. Очень образное выражение.
– Так знайте, что моя дочь стоит десятерых таких, как ваш сын!
О Господи! Это просто кошмар! Она разговаривала с Денизой Мэлон. По каким-то причинам, несмотря на близкий социальный статус, мать никогда не ладила с миссис Мэлон. Обе они сходились только в одном: считали, что сами бы они ни за что на свете не сделали такой выбор, как их дети. Моей матери не нравилась какая-то нарочитая неряшливость Тима. А для миссис Мэлон, очевидно, неприемлемой показалась бы любая девушка, которую ее сын рискнул привести в семью.
– Повесь трубку! – зашипела я матери в свободное ухо.
В ответ она только скорчила страшную физиономию и продолжала разговор.
– Все это просто смешно! Две недели! Разумеется, лучше сейчас, чем потом, но все-таки странно… Нет, я не считаю, что он поступил благородно. – Я заметила, что лицо ее начало краснеть, а рука, сжимающая трубку, наоборот, побледнела. – Можете думать, что хотите. – Молчание. Вздох. Скрежет зубов. – Да. Нет. Всего хорошего.
Она повернулась ко мне.
– Глупая женщина! – И она обняла меня за плечи.
Все-таки я ждала, что Тим мне позвонит, – несмотря на то, что сама же просила его этого не делать. Мое сердце подпрыгивало всякий раз; когда звонил телефон, и, даже после того как обнаруживалось, что это не меня, я продолжала еще некоторое время дрожать. Я размышляла о том, что он теперь делает. Надо полагать, работает. Работа – великая панацея для всех мужчин. «Я очень занят, у меня много работы», – частенько говаривал он и прежде в качестве оправдания за долгое отсутствие, и я всегда считала, что это правда. И вот теперь в первый раз в жизни я в этом усомнилась. Я чувствовала себя маленькой и беззащитной. Семья не помогала – наоборот, все как будто сговорились и атаковали меня дружным фронтом.
Случившемуся была рада только Алисон.
– Не то чтобы мне радостно тебя видеть такой несчастной, – говорила она, – но, чтобы быть счастливой, тебе не надо никакого Тима Мэлона!
– О, уймись, пожалуйста! – Я уходила к себе в спальню и с шумом захлопывала дверь.
Мать хотела все знать относительно отмены наших заказов.
– Тебе следует поскорее позвонить в ресторан. Бог знает, как они там отреагируют. А еще оркестр, а еще фотограф. Вот только не знаю, что делать с тортом. Я уверена, что его уже испекли и заморозили. В таком случае он может нам пригодиться на Рождество.
– Ой, ради бога!.. – Я посмотрела на нее с ужасом, повернулась и ушла в сад.
Там на клумбах цвели пронзительно алые тюльпаны, окруженные разноцветными анютиными глазками. Аккуратно подстриженный газон был по-весеннему свеж. Отец очень любил свой сад и проводил там за работой многие часы. Этот сад мне всегда казался оазисом тишины и спокойствия, но сегодня его правильная красота только сильнее меня раздосадовала. Мне захотелось вырвать и растоптать все цветы!
– Хочешь, я пойду и с ним поговорю? – спросил сидящий на скамейке Ян.
Сперва я его там не заметила.
– И что ты ему скажешь? – поинтересовалась я.
– Понятия не имею. – Ян махнул мне рукой, чтобы я села с ним рядом. – Скажу, что он дурак, потому что теряет такую потрясающую женщину.
Раньше мой брат никогда со мной так не говорил. Я горько рассмеялась.
– Мы ведь всего лишь отложили свадьбу, – в который раз повторила я. – Нет необходимости с ним о чем-либо говорить.
– А выглядишь ты так, словно вы не отложили, а отменили, – возразил он. – Ты такая бледная и больная.
– Спасибо за откровенность. Можешь пойти к нему и сказать, что я таю на глазах.
– Я просто хотел помочь, – мрачно возразил Ян.
– Да-да, я знаю. – Я положила голову ему на плечо. – Извини.
К счастью, хоть отец не делал попыток меня утешать. Он просто сжимал мне руку, когда я проходила мимо него, и не беспокоил придирками относительно газет и журналов, позволяя просматривать их раньше себя.
Выходные тянулись бесконечно. Я никак не могла выбросить Тима из головы.
Что бы я ни делала – во всем я воображала себя женой Тима. Это состояние настолько срослось со мной, что я никак не могла от него отделаться. Я все еще не могла понять, почему Тим почувствовал себя в ловушке. Я никогда его ни в чем не ограничивала, ни к чему не принуждала. И не заставляла насильно просить моей руки. Все это не имело смысла. Впрочем, теперь уже ничего не имело смысла.
Мне очень хотелось хотя бы на пару минут перестать думать о Тиме, но у меня ничего не получалось. В ночь на воскресенье я снова очень плохо спала. В понедельник мне очень не хотелось выходить на работу, но этим я бы только еще сильнее запутала свои дела. Поэтому я явилась на работу раньше положенного часа, чтобы оказаться за рабочим столом раньше остальных сотрудников. Мне не хотелось шествовать через весь этаж и слышать, как по углам шепчутся: «Осталось всего две недели!» – отчего я бы наверняка снова не удержалась и ударилась в слезы.
Разумеется, я все им расскажу, но только когда захочу сама.
Я включила компьютер и открыла директорию «Мои документы». В папке под грифом «Личное» содержался перечень приглашенных на свадьбу гостей и их подарков. По этому списку я смогу всем вернуть их подарки. А может, возвращать не стоит? Ведь мы решили свадьбу всего лишь отложить? Но каковы шансы за то, что свадьба все-таки состоится? – безжалостно спросила я себя. Что на самом деле имел в виду Тим: отложить или отменить? Откуда мне знать? В пятницу вечером я была слишком взволнованна, чтобы спросить его об этом по существу. Наверное, мне следовало отправиться к нему домой, как он предлагал, и там заставить его высказаться определеннее: в чем же проблема и как он собирается ее решать? Наверное, мне следовало вчера ему позвонить – хотя сама себя я убеждала в том, что делать этого не хочу. А теперь я в полной растерянности. Я положила голову на монитор и глубоко вздохнула.