ТЕРЕЗА. Ты так считаешь?
ШЭРОН. Конечно! Вся эта власть и влияние… и бесплатные билеты на дневные спектакли. Любой одинокий зануда тут же упадёт к твоим ногам.
ТЕРЕЗА. Не сказала бы, что я мечтаю встретить одинокого зануду.
ШЭРОН. Ну, выбирать-то уж не приходится. Попробую-ка я эти. (берёт печенье из другого пакета) Печенье вообще есть нельзя. Очень вредно для организма.
Тереза приносит Шэрон стакан с растворимым супом и садится, взяв второй стакан супа, приготовленный для себя.
Твоё здоровье! (отпивает суп) Бр-р! На вкус как подогретая блевотина!
ТЕРЕЗА. Да? Давай сделаю что-нибудь другое.
ШЭРОН. Да ничего, мне нравится.
Шэрон прохаживается по офису, изучающе глядя по сторонам и забавляясь с тем, что попадает под руку.
В каком состоянии театр на самом деле?
ТЕРЕЗА. Не лучшем. Сцена провалилась, вместо занавеса болтаются лохмотья. Но не всё так страшно — по крайней мере, у нас есть фойе, где можно работать.
ШЭРОН. Нам бы сейчас завести подземный бункер на случай, когда твоя мать и Джеки начнут войну.
ТЕРЕЗА. Ну, до такого не дойдёт. Я надеюсь. Просто хочется верить в лучшее.
ШЭРОН. В конце концов нам всё равно придётся поладить друг с другом — нам ведь работать вместе. В смысле, что это условие по завещанию. (Шэрон берёт и съедает ещё одно печенье) Не печенюшками одними жив человек.
ТЕРЕЗА. Ты не обедала?
ШЭРОН. Нет, эту неделю я не обедаю — такая диета.
ТЕРЕЗА. Я бы не сказала, что тебе надо похудеть.
ШЭРОН. Это уж как посмотреть. Окажись я в компании толстух, так меня и вовсе не заметишь. А рядом с какой-нибудь анорексичкой я буду, как припанкованная слониха. Да ещё и страшная к тому же. Когда мы торгуем на рынке, у меня никто никогда ничего не покупает — боятся. Но мы всё равно обожаем туда ходить. Стиви нравятся рынки — он может часами что-нибудь выменивать, пока в конце концов не стибрит. Он через пару дней приедет — поможет, где надо чего руками поделать.
ТЕРЕЗА. Работы ему хватит за глаза. Всё в таком ужасном состоянии. Что ж, давай приберём тут немного.
Тереза вновь принимается за уборку. Шэрон продолжает разглядывать помещение.
Я хочу, чтобы всё здесь стало, как прежде.
ШЭРОН. Ты часто сюда приходила в детстве?
ТЕРЕЗА. О, да… когда только были свободные места… чаще всего так и случалось. Я садилась сзади и смеялась, смеялась. Неважно, какой шёл спектакль. Даже если трагедия, я всё равно без конца смеялась. Смешно или грустно — какая разница? Я просто сидела и хихикала. Я была в таком восторге, что не могла сдержаться. А в антракте я всегда покупала мороженое — и это тоже было прекрасно. Иногда после спектакля я шла за кулисы и проводила время с актёрами. С ними было так весело — они знали столько анекдотов. Я никогда не давала им рассказать до конца — начинала смеяться. Им это не нравилось. Наверное, из-за меня в анекдоте пропадала вся «соль». А потом я возвращалась домой…
ШЭРОН (сухо). И всю дорогу хохотала.
ТЕРЕЗА. Да. С улыбкой до ушей.
ШЭРОН. А отец твой где был всё это время?
ТЕРЕЗА. Обычно он шёл со мной. Я то и дело хватала его за руку от восторга — таким чудесным казался мне свет на сцене и вообще всё. Было так здорово. Мы сидели рядом. Вот в такие минуты я и чувствовала, что мы по-настоящему близки. Мне очень его не хватает. (короткое молчание)
ШЭРОН. Съешь шоколадку.
Вынимает из кармана большую плитку шоколада и протягивает Терезе. Она отламывает кусочек.
ШЭРОН. Надо было привезти сегодня Стиви. Он бы нас развеселил. Как думаешь, найдётся ему здесь работа? Он уже давно сидит без дела. Это ужас. У нас столько долгов. Если теперь мы что-то заработаем, то сможем рассчитаться. Стиви здесь пригодится, вот увидишь!
ТЕРЕЗА. Ну, конечно. Если мы все решим, что театр снова должен работать, нам понадобится много людей — ставить декорации, управлять светом, продавать билеты.
ШЭРОН. Работать в кассе — он с этим справится. У него хорошо получается с народом.
ТЕРЕЗА. Да. Только придётся надеть униформу, чтобы прикрыть татуировки. Когда люди приходят в театр целыми семьями, им не очень хочется читать у кого-то на лбу слово «тошнота».