— Хаким!
— Примите мое почтение, уважаемый баши. — Тредер склонил голову. — Для меня большая честь быть призванным вами.
— Ты по-прежнему вежлив.
— Воспитан.
— Разумеется.
Мухаммед Энгельс встретил пассажира хоть и дружеским восклицанием, но даже не обозначил движения подняться с капитанского кресла. Протянул руку, позволив её пожать, выслушал все полагающиеся словеса, после чего небрежно указал на лобовое стекло:
— Аттракцион Железной Девы.
И умолк.
Седой обернулся и прищурился на показавшуюся вдали колокольню. Он знал, что бронекараван минут десять как взобрался на плато Кирпичи, тогда же понял, что цель близка, но всё равно продемонстрировал эмоции:
— Наконец-то! — и шумно выдохнул. — Добрался.
— Здесь наши пути разойдутся.
— Да. — Тредер поклонился. — Благодарю за всё, что вы сделали для меня, уважаемый баши. Только в вашем караване я мог чувствовать себя по-настоящему спокойно.
— Другие караваны сюда не ходят. — Энгельс позволил себе усмешку. — Боятся.
Аттракционы, то есть не рядовые поселения Зандра, а логова бандитов, мародёров и работорговцев, осторожные гильдеры предпочитали обходить стороной, устраивая шумные ярмарки в нормальных городах, но Железная Дева была исключением. И баши Мухаммед лукавил, когда говорил, что в Деву ходит только он — её не оставляли вниманием все торговцы этой части Зандра, потому что…
Всё дело заключалось в Полукруглом хребте, который охватывал обширный Весёлый Котёл с востока и мягко прижимал к Рогульским Утёсам. Из-за хребта в Котёл не пришла чужая власть, но своих вождей, готовых противостоять падальщикам, в просторечии — падлам, на территории не нашлось, и потому главным здесь постепенно утвердился Скотт Баптист — главарь самой мощной банды падл. Довольно долгое время Баптист попросту «гулял», едва не спятив от вседозволенности и безнаказанности: грабил не задумываясь, насиловал всех, кого видел, отнимал, казнил… Одним словом, вёл себя, как заурядная падла с Зандра, однако бунты местных — хоть и жестоко подавленные — заставили Скотта призадуматься и понять, что Весёлый Котёл самой географией приспособлен для того, чтобы стать его вотчиной. Скотт призадумался и одумался. Баптист превратил небольшой посёлок на плато Кирпичи в хорошо укреплённый аттракцион и объявил себя единственной легитимной властью Весёлого.
Что именно означает слово «легитимный», Скотт не знал, издаваемые законы называл понятиями, однако он дал территории главное — правила игры и хоть какую-то предсказуемость, превратил аттракцион в настоящую столицу и тем привлёк внимание баши.
В некогда бандитскую зону потянулись бронекараваны.
— Через пять дней мы повернём на юг, в Январские Степи, пройдём по их крупным поселениям, выйдем на границу Белого Пустыря, проведём три ярмарки в его северной зоне, вернёмся в Степи через Душные Камни, развернёмся и снова войдём в Весёлый Котёл. — Баши выдержал паузу. — Следующую ярмарку в Деве я планирую провести месяца через четыре. Не раньше.
— Зачем вы мне об этом рассказываете, дорогой друг? — тихо спросил Тредер, отворачиваясь к окну. При этом он зафиксировал правую руку в полусогнутом положении и чуть погладил, показывая, что немного нервничает.
— Тебе случалось бывать в Белом Пустыре? — вопросом на вопрос ответил Энгельс.
— Нет.
— Ты много потерял… — Баши вздохнул, припоминая… или подбирая слова: — Пустырь настолько белый, что убивает глаза, но так красив, что возникает желание сойти с ума. Особенно там, где мы будем — на севере. Там белый цвет стал миром, вобрав в себя все его краски, всю жизнь… И ты знаешь, Хаким, иногда я специально останавливаю караван, чтобы полюбоваться Белым. Я смотрю, смотрю на него столько, сколько это возможно без защитных очков, потом надеваю их и продолжаю смотреть. Я любуюсь… Я любуюсь, Хаким, представляешь? Я! Я видел всё до Времени Света и видел всё после него. Я был уверен: ничто не сможет меня поразить, но Белый Пустырь ударил мне в самое сердце. Он прекрасен…
— И прекрасна сама возможность путешествовать, — едва слышно произнёс Тредер. — Отыскивать чарующие места, которые, как это ни странно, есть в унылом Зандре…
— Любоваться ими…
— И чувствовать себя человеком…
— Ты все понимаешь, — улыбнулся баши. — Ты умён и восприимчив, хотя пытаешься казаться заурядным.
— Благодарю, дорогой друг.
Но Мухаммед, как выяснилось, не закончил.