Вообще Григорию нравилось учиться. А еще больше ему нравилось сдавать экзамены. С преподавателями он говорил на равных, мгновенно предугадывая темы, их интересующие. Независимо от возраста и ума, искушенные в беседах люди забывали о вопросах в экзаменационном билете Дьякова. А после ставили ему пятерки – за удовольствие от разговора.
Окончив технический институт, Григорий понял, что техника – не его призвание. Встав в цехе у станка, он тут же подал документы на заочное отделение рабочего факультета при Уральском государственном университете. Сначала его целью было выучиться на философа. Стоит ли говорить, что учился он прекрасно и легко сдавал экзамен за экзаменом.
Как-то в беседе с ним одна «продвинутая» преподавательница высказала мысль, что философия – не совсем наука. Это - мировоззрение, а оно приходит само, нужно только знать историю и при этом уметь понимать людей и быть ими понятым.
«Правильно», подумал Григорий и по окончании рабфака перебросил документы на филологический факультет.
В это время с ним уже была Лена. С самого первого взгляда на эту тихую спокойную блондинку с зелеными глазами Григорий почувствовал: это Она. Та, единственная, которая на всю жизнь.
Учеба в университете не мешала Григорию зарабатывать в цехе неплохие деньги. Сыграли немудреную свадебку, взяли в аренду однокомнатную квартирку – что еще для счастья надо? Вскоре Лена объявила, что ждет ребенка. Григорий был счастлив: да, пожалуйста, любимая!
Лена была неприхотлива и жила не разумом, а чувствами. Она видела в своем муже ужасно перспективного и потрясающе умного молодого человека.
Собственно, так оно и было.
До того злосчастного апрельского вечера…
…Баюн встал, тихо открыл дверь и вышел из сеней на улицу. Почувствовал ночную свежесть и встал, закрыв глаза.
Память просто отказывалась давать нормальные воспоминания о том вечере и, как рычащая злобная собака, бросалась в мозг рывками.
…Испуганное милое лицо.
«Гриша, у меня, кажется воды пошли». «Какие воды?». «Дурачок, рожаю я!"
Телефон - у соседки… «скорую, пожалуйста!».
Томительное ожидание и надрывающие душу стоны любимой.
Толстая, отвратительно накрашенная врачиха: «Ничего страшного, все бабы рожают… с нами нельзя, доедете на троллейбусе».
Ну, где же эта «скорая», я уже в больнице, а их все нет…
…«Ваша жена в тяжелом состоянии, слишком поздно оказана помощь»…
«Как, эти врачи везли ее два часа! Они виноваты, они!»…
…«Господин судья! В том, что не удалось спасти ни женщину, ни ребенка… виноват муж, не дававший работать врачам из-за своих религиозных соображений. Врач, санитар и водитель подтверждаю это».
Злу удался любимый фокус: Лену убили и обвинили человека, единственного в мире, который не мог жить без этой женщины.
Такой цинизм не мог иметь право на существование! Но он восторжествовал. Более того, он был сутью людей, окружающих Григория. Даже родителей Лены, которые поверили следствию.
Если бы была жива мама Григория, если бы его отцу было дело до сына…
…В ночи раздался тихий звон. Будто за воротами задели колокольчик, но потом, спохватившись, зажали его ладонью.
Душа, заполненная болью, не подвержена страху. Григорий отодвинул щеколду калитки и вышел на улицу. Огляделся, но ничего не увидел. Зато услышал тихий голос, показавшийся ему знакомым.
За поворотом забора что-то белело. Баюн знал: там располагалась маленькая скамейка.
Яркость тяжелых воспоминаний сделала ощущения ирреальными. Как во сне, преодолевая внутреннее сопротивление организма, он сделал несколько шагов.
И даже не удивился, увидев перед собой Лену. Плохо различимое в темноте платье было светлым, и она сидела на скамье, ласково глядя на него.
…В правдивости «тишинских историй» Баюн почти не сомневался. Практически возможна любая нереальность – научную теорию подгонят потом. Он верил в «нейтральные» неизвестные миру силы, о которых говорил Татьяне. У него даже сформировалась гипотеза: в деревне существует Нечто, реагирующее на эмоции людей и пытающееся трансформировать мысленные образы в реальность.