Но одно дело – размышлять о Непонятном, а совсем другое – видеть его пред собой!
Ведь Оно стало Леной.
- Гриця, - сказала Лена, когда Григорий сел рядом с нею. Звук «г» и произношение слога «ця» было настолько характерным, что у него перехватило дыхание. Южнорусского акцента в речи Лены не было, хотя родители ее были из Таганрога. Но единственное слово, - его имя, - она произносила как девушка из украинской глубинки.
Баюн попытался сглотнуть ком в горле и сухими губами произнес:
- Лена?
Она улыбнулась и коснулась его руки. Пальцы были теплыми. В голове Григория, шальной от эмоций, неожиданно шевельнулась мысль: «Похоже, все сложнее моих гипотез».
Давно забытые тактильные ощущения подсказывали: это – Лена, это – не подделка. Все существо Григория противилось рассудку, шептавшему: «Это невозможно, невозможно, невозможно…».
И так хотелось, чтобы время остановилось! Чтобы вечно сидеть вот так, плечом к плечу, рука в руке, глаза в глаза…
А сколько времени уже прошло? Неизвестно.
…Однако большинство мужчин подчиняются неприятному, но магическому для них понятию «надо».
Григорий наклонился, приблизив лицо к ее глазам, и, на всякий случай, применив обаяние, спросил:
- Ну, пожалуйста, поясни, кто ты, все-таки? Лена же умерла…
Вопреки его ожиданию, она ответила сразу:
- Я – неумирающая суть Лены, которая заполнила меня, приняв ее физический образ. Это возможно - благодаря твоим чувствам.
- Но кто ты, та… которая заполнена?
- Я – веста, но это не важно. Физический образ можно сделать из чего угодно, но из живого существа – намного легче. Главное – сила человеческого зова и,… как это вам понятнее? - приоткрытая дверь Нави. Здесь она есть.
- Но…
Лена (?!) прижала ладошку к его губам и тихо засмеялась:
- Дурачок, задаешь слишком много вопросов, а нужен тебе только один ответ. Вот он – перед тобой. Но мне надо уйти.
Григорий хотел задержать ее, но не смог даже шевельнуться. И она ушла, оставив ему слова, прозвучавшие, будто не в ушах, а прямо в душе:
- Живи здесь и будешь счастлив там…
Свободное богословие.
- …Григорий Иваныч! – воскликнула Татьяна. - Вы почему здесь? Вы так меня напугали!
- Что? – очнулся Баюн.
Помотал головой и сказал:
– Да, вас напугаешь…вон, вышли же из избы.
- Да я за вас испугалась. Мне показалось, или здесь был еще кто-то?
- Не кто-то, а что-то, - заметил Баюн уже спокойно, хотя голос его предательски дрогнул. – Мои воспоминания. Неважно, в каком виде они были.
Татьяна поежилась.
- Григорий Иванович, пошли в избу, - голос ее стал умоляющим.
…- Еще настоечки? – спросила она уже в доме.
- И от настоечки, и от чайку не откажусь, - душа Баюна оттаивала, и, очевидно, ее соленый конденсат выступил в глазах. Он отвернулся к окну, но Татьяна заметила. Ничего не сказала, только быстрее засуетилась.
Уже после стакана с настойкой, за чаем, Баюн сказал:
- Татьяна Романовна, вы – умная и смелая женщина. Поэтому имеете право знать мои мысли о том, что здесь происходит. Кстати, эти соображения станут основой моего доклада наверх. Пожалуйста, налейте еще.
- Чаю или настойки? – лукаво спросила хозяйка.
Баюн решил поддержать шутливый тон.
- И того, и другого, - и можно без хлеба! - заявил он, и лихо столкнул свой стаканчик с рюмкой Татьяны.
Выпил, и задумчиво стал размешивать сахар в чашке с чаем. Заговорил, выражая вслух свои размышления:
- В Бога, как в высшую степень надежды, я стал верить уже в зрелом возрасте... после некоторых трагических событий в моей семье. Но, поскольку у меня развита логика мышления, я постоянно сомневался, - нет, не в существовании бога, а в некоторых истинах священных книг, описывающих проявления бога на земле…