— Наш ребёнок будет исключением, — пробормотал он, прижимая меня крепче. — Вот увидишь.
Через вечность нас позвали в кабинет УЗИ. У меня дрожали ноги, пока узистка протягивала мне рулон бумажных простыней и просила раздеться ниже пояса.
Я приподняла его, посмотрела на Гаса.
— Хочешь выйти?
— Надо — выйду, — он уже потянулся к двери.
Я покачала головой. Он и так всё уже видел. Какая разница, увидит ли целлюлит на моём бедре? Сейчас было не до тщеславия. Мне нужно было увидеть ребёнка.
Узистка вернулась, села рядом.
— Мы будем делать трансвагинальное УЗИ.
И показала мне жезл, покрытый гелем.
Господи. Ну, сразу в глубокий конец бассейна, как говорится.
— Не двигайтесь, мисс Леблан. И сделайте глубокий вдох.
Гас вскочил и взял меня за руку. Этот жест был настолько правильным, таким естественным, что у меня закружилась голова. Слава Богу, что он здесь.
Какой же я была стервой, не сказав ему о приёме. Что я пыталась этим доказать?
Пока узистка готовилась, меня захлестнула волна стыда. Он хотел быть рядом, а я не имела никакого права отталкивать его. Я бы ни за что не справилась с этим одна. Я злилась на него двадцать лет. И даже если моё сердце никогда полностью не исцелится, этот ребёнок не заслуживает быть рождённым в такую атмосферу. Как бы тяжело ни было, у меня есть тридцать две недели, чтобы научиться прощать. И я сделаю это ради него. Ради нашего малыша.
На чёрно-белом экране всё казалось хаосом: тени, линии, очертания. Было сложно что-то разглядеть.
— Вот оно, — сказала техник.
На экране появился маленький боб. Наш ребёнок.
— Господи, — прошептала я, и слёзы хлынули вновь, но на этот раз совсем по другой причине.
— Видите это мерцание? — Она указала пальцем. — Это сердцебиение.
Я вдохнула поглубже, пытаясь сдержать рыдания. Это казалось невероятным. Голова, позвоночник, зачатки ручек, и это постоянное дрожание — сердце.
Гас наклонился и поцеловал меня в щёку, но я не могла оторвать взгляд от экрана.
— Сто пятьдесят ударов в минуту. Очень сильное сердцебиение.
— Только посмотри, — прошептал он мне на ухо. — Наш маленький лесоруб. Растёт крепким.
Слёзы снова потекли по щекам — на этот раз счастливые. Ну и зачем я вообще сегодня красилась?
— Сейчас мы не видим многого, но я сделаю необходимые измерения, хорошо?
Мы с готовностью закивали. Даже на восьмой неделе, размером всего с фасолину, этот малыш уже был самым драгоценным и прекрасным существом, что я когда-либо видела.
— Мы это сделали, — сказал он, сжав мою руку.
— Мы, — кивнула я.
— Я так горжусь тобой, Стрекоза.
— Я ведь ещё ничего не сделала.
— Ты уже сделала всё. Просто пока не понимаешь этого.
После приёма мы сидели в его грузовике и рассматривали чёрно-белые снимки нашей маленькой фасолины.
— Пока мы здесь, надо заехать в магазин натуральных продуктов, — предложил он. — Поезжай за мной. Я читал, что засахаренный имбирь помогает от тошноты.
Я нахмурилась и повернулась к нему.
— Ты читал? Где?
Он бросил на меня хмурый взгляд.
— В книге. Я умею читать, Стрекоза.
— Ты читаешь книги о беременности?
— Да, — ответил он так, будто это само собой разумеется. — У нас будет ребёнок. Я должен подготовиться. Ты же не ждёшь, что я войду в это с нуля?
Моё сердце забилось быстрее. Что за чёрт? Мужчины не читают книги о беременности. Или читают? А Гас? Мысль о нём, сидящем на веранде с книжкой о развитии плода, заставила меня улыбнуться. И одновременно почувствовать себя виноватой. Я сама была ещё на нулевом уровне подготовки.
— Сколько ты уже прочёл? — спросила я, прищурившись.
Он пожал плечами.
— Немного.
— Сколько? — Я шлёпнула его по руке.
Он опустил голову и пробормотал.
— Семь.
— Гас! — воскликнула я. — Ты ведь знаешь о ребёнке всего три недели!
— Две из них были в аудио, — добавил он.
Я запрокинула голову и выдохнула.
— Аудио тоже считается. Это всё равно чтение.
— Мне нужно многое узнать, — пробормотал он, выглядя почти застенчиво. — И это не только про беременность. Я взял книги о новорождённых, о развитии мозга у младенцев. Ещё одну про сон. Сон — это очень важно. Ты знала, что если кормишь исключительно грудью, то нужно добавлять витамин D?
Что? После испуга с сердцебиением, первого взгляда на малыша и теперь — этого монолога о пеленании — у меня закружилась голова.
И, признаюсь, немного возбудилась. Не то чтобы я собиралась в этом признаваться.
Глава 24
Гас
На пронзительный звонок телефона я застонал и приоткрыл один глаз. На улице было ещё темно, а я просидел допоздна, работая над новой скульптурой. Никогда бы не сказал, что я творческий человек, но последние десять лет я занимался резьбой по дереву бензопилой. В основном для удовольствия, хотя кое-что продавал, а что-то дарил.
Это был мой способ сбежать.
Работать с мощным инструментом у самого лица — это требовало полной сосредоточенности.
Каждое движение должно быть точным. С наушниками, глушащими шум, и вибрацией пилы я словно переносился в другой мир, где не было ничего, кроме меня и дерева.
После вчерашнего УЗИ я не находил себе места. Я не знал, куда себя деть.
Сердце разрывалось от любви к ребёнку и одновременно сжималось от страха за его маму. Что между нами теперь? Она останется? Уедет? Как мы вообще сможем всё устроить, если она с каждым днём всё больше отдаляется от меня?
Городская молва вчера сработала мне на руку, но я был в шаге от того, чтобы всё пропустить.
Как мне доказать ей, что мне можно доверять? Что я тот самый мужчина, который не уйдёт ни в радости, ни в беде?
Если она не хочет видеть во мне партнёра, мне придётся это принять. Но я буду рядом как отец, и ничто меня не остановит.
Чтобы хоть как-то справиться с тревогой, я ушёл в мастерскую и принялся за работу над красивым куском тополя. Пока не знал, что из него выйдет, но главное было — сосредоточиться. Войти в состояние потока и отключиться от мыслей.
Когда я полностью погружался в работу, мне не приходилось по кругу гонять в голове всё, что связано с Хлоей. Каждое её слово. Её запах. То, как легко было быть рядом. Как она смотрела на меня, когда мы видели нашего малыша на экране. Как прижалась ко мне, когда вдруг стало страшно.
Нет, об этом нельзя думать.
И мне это удалось. После я рухнул в кровать — уставший, грязный, но хоть немного успокоившийся.
Я наугад шлёпнул по тумбочке, нащупывая телефон. Когда наконец нашёл его, поднёс к уху.
— А?
— Гас?
Это была Хлоя, и голос у неё дрожал от паники.
Я сразу вскочил, проснувшись окончательно.
— Ты в порядке? Что случилось? С малышом всё хорошо?
— Да, — ответила она. Голос был таким тихим, что я едва её слышал сквозь шум дороги. Судя по звукам, она была за рулём. — Мне только что позвонили из полиции. Там был пожар.
У меня все внутренности сжались.
— Пожар? Где?
— В механической мастерской.
Я скинул ноги с кровати и поднялся.
— Какого хрена? Сэм что-то забыл выключить? Или это была случайность?