— Давай, сынок, поговорим.
— Папа, дело в том, что на тебя поступил материал. Как быть?
— Какой материал?!
— Папа, ты знаешь какой!
Я действительно знал, какой материал мог поступить в редакцию «Горячего плова». В четверг после работы я зашел по дороге домой к одному товарищу, и мы немножко выпили. Моя Саида-ханум очень не любит, когда я прихожу навеселе, и поэтому я всегда стараюсь сделать так, чтобы она ничего не заметила. И в этот четверг я тоже проявлял, как говорится, бурную активность, дабы усыпить бдительность Саиды-ханум и показать ей, что я настоящий высокоморальный, а главное — трезвый отец-молодец.
Я стал лично проверять академические успехи у своих орлов и горлиц. И тут выяснилось, что у Рахима не выходит задача, которую им задал преподаватель для решения на дом.
— Иди ко мне, великий математик, будущий новый Улугбек! — сказал я своему мальчику. — Так и быть, я помогу тебе. Какие условия? Ага! Колхозник привез на базар двадцать пять килограммов луку, двенадцать килограммов персиков и так далее… Сейчас мы с тобой это решим.
Раз, раз, я помножил, сложил, разделил и сказал Рахиму:
— На, сынок, запиши результат, но помни, что я решил за тебя задачу в первый и в последний раз!
Рахим записал… и в пятницу принес из школы двойку, потому что, будучи навеселе, я не так складывал, не на то умножал и не на то делил!
Подумав, я сказал Юсупу:
— Критика и самокритика — святое дело. Раз материал поступил и он правильный, надо давать в газету! Только скажи мне, Юсуп, солнышко мое, кто автор заметки?
— У него псевдоним — Экскаватор.
— Я не буду его преследовать, Юсупчик, радость моя, но все-таки скажи, кто же он — этот Экскаватор?
— Это Абдулла!
— Абдулла? Да ведь он, сопляк, еще не умеет ни читать, ни писать!
— Неважно, папа. Рахим рассказал ему первому про свое несчастье, и Абдулла пришел в редакцию и сказал, чтобы мы обработали его устную заметку.
— А кто обработал?
— Вот это уже редакционная тайна, папа!
Что мне оставалось делать? Я махнул рукой и сказал:
— Помещайте материал!
— Этого мало, папа. Ты знаешь порядки нашего «Горячего плова». Ты должен написать письмо в редакцию, что признаешь критику правильной и даешь клятвенное обещание не допускать повторения подобных ошибок.
Пришлось тут же написать письмо в редакцию «Горячего плова». Я признал критику Экскаватора правильной и поклялся, что больше в рот не возьму белую.
На следующий день после выхода стенгазеты с моим покаянием мы с Саидой-ханум были приглашены к нашим друзьям Бободжановым.
Хозяин дома налил мне стопку водки, но я только посмотрел на нее с сожалением и отодвинул в сторону.
— Что с тобой, друг? — спросил меня Бободжанов.
Я рассказал свою печальную историю.
Тогда Бободжанов, мудро улыбаясь, взял чайник и подкрасил мою водку чаем.
— Ты дал клятву не пить белую, — сказал Бободжанов, — пей желтенькую.
И я уже поднес стопку ко рту, но Саида отобрала у меня стопку и под общий смех сказала, что, если я выпью желтенькую, она сама напишет про меня в «Горячий плов» и назовет свою заметку «Клятвопреступник тире очковтиратель».
Весь вечер я пил теплый, сладкий лимонад и думал, что сладкое в жизни иногда отдает горьким. И это не афоризм, а сущая правда.
…На днях мы будем отмечать выход в свет двенадцатого номера «Горячего плова». Приходите! Будет шурпа, будет шашлык, будет плов. И лимонаду, будь он проклят навеки, сколько угодно!
ЗАНОЗА
Позвонил Насонов, председатель райисполкома, расспрашивал о том, о сем, а потом сказал будто невзначай:
— Да, Федор Павлович, а как там у тебя обстоит дело с этим домишкой по второму Заломному… семь дробь пятнадцать, кажется? Председательский бас звучал в трубке подозрительно ласково, и Федор Павлович Блескунов, заведующий жилищным отделом, сразу почуял подвох со стороны начальства. Только вчера, в воскресенье, они вместе ездили на рыбалку и за ушицей Федор Павлович рассказывал Насонову, как он мучается с этим проклятым семь дробь пятнадцать по второму Заломному, а Насонов, посмеиваясь, даже сочувствовал ему. И вдруг сегодня звонит, интересуется официально. Это неспроста!
Однако на всякий случай Федор Павлович ответил подчеркнуто бодро:
— Все в порядке, Аркадий Иванович. Вопрос о сносе дома семь дробь пятнадцать по второму Заломному упирается лишь в одну гражданку Сухарькову.
— Вопрос упирается или гражданка Сухарькова упирается?
«Понятно, куда ты гнешь», — усмехнулся про себя Федор Павлович и с той же обаятельной бодростью сказал в трубку:
— До невозможности упрямая женщина попалась, Аркадий Иванович! Уж я с ней и так и этак. Как говорится, — и лаской, и таской. Ни в какую. Ломается, как пушкинская старуха из сказки про золотую рыбку!
— Смотри, как бы ты сам, Федор Павлович, в конце этой сказки не оказался у разбитого корыта!
Насонов хохотнул. Можно было принять его угрозу как шутку, но опытное ухо Федора Павловича уловило в смехе председателя райисполкома нотки зловещей многозначительности.