- О! Я о том, что необычайно близки перемены. Я уже чувствую их дуновение. И на этот раз, сегодня, именно я…
Ведущий сглотнул, судороги исказили его, всё ещё хорошенькое лицо. Потребители ахнули увидев муки своего любимца. Сочувствующие, горестные, поддерживающие, вздыхающие и просто смайлики, как песок посыпались в эфир.
- Я обожал его, - вдруг сдавленным голосом проговорил он, - восхищался. Но он оставил меня и сейчас, впервые я готов. Готов прочитать его предсмертную записку, оставленную мне перед тем, как он совершил… добровольный уход из базовой жизни.
Потребители выдохнули, зажали рты руками. Наконец-то, они ждали этого целый год!
- Как вы все знаете, Филипп был активистом. Он любил жизнь, любил наши свободы и каждого из нас. И он не мог выносить несправедливости. Он всегда и везде добивался правды, именно это и привлекло меня, именно это я и заметил с первого взгляда.
Ведущий поднял руку и на ладонь к нему опустилась проецируемая фотография улыбающегося соведущего. Она как будто светилась изнутри, такой тёплой и искренней она была. Филипп улыбался с неё в точности так, как улыбался на протяжении двух сезонов шоу «Новости».
- Полюбили его и вы, - усилившийся поток грустных эмотиконов, с нового платного пакета, специально выпущенного под эту серию, подтверждал сие слова. Только рожицы из этого пака, со скидкой в 35%, могли выразить все одолевающие чувства. Они сплачивали потребителей вокруг горя их кумира.
- Вот что он пишет:
«По одной из неприметных улиц столицы прошли едва ли двенадцать человек. Как символично. Им далось это с трудом, но не потому что им стыдно, нет! Потому что они немощны, стары и их некому поддерживать. Дети разъехались по всему цивилизационному миру, кто-то даже забыл про своих родителей. Но ведь они есть! Они… живут? Живут? Нет!
Они существуют.
И они устали. Устали бороться с неповоротливой государственной машиной. Но не прекратили. Просто удивительно, невероятно, откуда у них взялись силы на эту битву. Воистину все они, все кто вышел, Голиафы.
Они требуют законных прав! У нас Коммерческая Демократия! Они не хотят, чтобы их, когда-то красивых, сильных, успешных, видели такими — дряхлыми, больными, нищими! Да даже пусть и не нищими, пусть богатыми, но и за все деньги мира нельзя вернуть молодость! Это нельзя, мой дорогой Гер! А ведь все они молоды сердцем, душой, но тело, это… эта биологическая оболчка, - Герреф взъерошил себе волосы, ударил в грудь, голос его сорвался, но взяв себя в руки, он продолжил читать, - это оболочка несовершенна, она умрёт, рано или поздно. Как умру я и как умрёшь когда-то ты, любимый.
Так может мы должны взять это в свои руки?! Люди мы или нет, скажи мне?! Разве не мы покорили планету, создали огромные Корпорации, своими собственными руками воплотили будущее? Разве мы не вправе сами решать, что пришла пора? Что вот он час, когда можно уйти достойно? Красиво!
Красиво!
Гер, ты безумно красив! Я тонул эти два года в твоей красоте и в любви твоей и своей».
Герреф на миг замолчал. Он сделал судорожный вздох, руки его затряслись ещё сильнее. Впервые он страдал в шоу по-настоящему. Теперь он понимал, что значило и это письмо, и весь последущий год, и все Небесные люди. Знал, что это значит для него.
Потребители же притихли, считая что становятся свидетелями страшных мук своего кумира, иконы об ушедшей любви. Они записывали. На память. Они обязаны так делать, чтобы потом иметь возможность в минуты своей грусти вставлять кусочки из этого ролика в посты на ленте и собирать сочувствующие комментарии.
Герреф продолжил читать:
«Мой дорогой Гер. Почему спортсмены в спорте могут решить, когда им уходить, почему политик может уйти на пике формы, почему писатель может объявит о завершении карьеры после получения нобелевки, находясь на вершине славы, а решить, когда достойно закончить свою личную историю — никто не может? Кто должен, кроме нас самих решать, когда уйти?
Ты знаешь, что я никогда не искал славы. Я искал тебя, но сейчас… Впервые я воспользуюсь своей популярностью и подниму эту тему. Я должен. Гер, ты вошёл в моё сердце. Но я не хочу стареть и видеть несправедливость. Я хочу уйти сейчас. Подать пример. Это будет правильно и красиво. Прими мой выбор».
Герреф обессилено опустил руки, голова его упала на грудь, а записка, выхваченная камерой, как сорванный ветром листок вырвалась из руки и бесшумно опустилась на пол. Молчали все. Даже соведущий замолчал и внимательным, холодным взглядом оценивающе смотрел на ведущего. Как будто ждал чего-то, что, как он знал, должно было произойти. Удивительное выражение лица соведущего никто не заметил, всё внимание потребителей было приковано только к их кумиру и они не замечали ничего вокруг.