В студии появился мистер Ноу.
- Здравствуйте!
- Добрый вечер.
- Мистер Ноу, - ведущий повернулся к гостю всем телом, - как думаете, с чем связана такая извращённая попытка самоубийства?
- Здесь всё просто Крис. Потому что, несмотря на то, что много лет господин Немец прожил в нашем Королевстве и внешне перенял повадки настоящей цивилизационной культуры, внутри он оставался всё таким же варваром с Востока. Типичным русским.
Крис хохотнул.
- Типичный русский. Это смешно. - Крис вновь показал на фотографию затянутого в латекс Рифа Джорджовича, связанного у себя в кабинете. - Но, неужели всё так просто? Сказать, что он русский и всё? Ведь, вы меня простите, я не специалист, а лишь обычный ведущий, но так можно сказать про кого угодно, что он типичный француз например. Это же ярлыки?
Психиатр строго глянул на ведущего.
- Ярлыки — это отличные маркеры всего цивилизационного кода наций. Русские… Знаете, я получил две докторские степени изучая этот подвид людей. Несмотря на то, что они так похожи внешне на нас, они отличаются значительно сильнее, чем те же самые маори от меня. Дикости, варварства, непредсказуемости, злобы и тупости в них, как в неандертальцах. Поэтому и судьба им уготована такая, и Немец покончил с собой так, как взбрело в его паршивую головёнку. Да вы только посмотрите, какое особо жестокое самоубийство он совершил! Русские — нелюди, представляющие жуткую опасность свободным Корпорациям.
Крис залился хохотом.
- Отличная экспресс-аналитика от нашего постоянного эксперта! А мы заканчиваем выпуск. Всего вам самого нового, дорогие аватары!
Глава 6. Гендерные террористы
Часть 1. Хорошая жизнь
Над тихим пригородом Нового Ёрка разлилось безмятежное утро. Солнце спрыснуло своими лучами большие дома, выстроенные в ряд, окрашенные свежей краской; коснулось зелёных лужаек, аккуратно подстриженных и чистых; осветило массивные стволы столетних дубов, огороженных бордюрами и упало на асфальтовые дорожки, по которым совершали утреннюю пробежку первые жители. Соузвуд просыпался и готовился к последнему рабочему дню перед выходными.
Мистер Уильямс собирался на работу. Сорока лет, в рассвете сил, полный энергии и реальных перспектив стать большим человеком. Его дела имели весьма приятные формы. Так случилось не благодаря родственникам или лизоблюдству, а потому что мистер Уильямс по кирпичикам, последовательно выстраивал свою карьеру. В первую очередь применял свои знания так, чтобы это всегда было заметно руководству. Всегда отзывчивый, открытый и с искренней улыбкой - он всегда производил хорошее впечатление. При этом не шёл по головам, не интриговал и, в общем-то, мистер Уильямс оставался хорошим человеком, о чём знал и использовал как преимущество.
Насвистывая в усы незамысловатую мелодию, подхваченную из рекламы, кажется новых зубных паст, мистер Уильямс смотрелся в зеркало. Уложив волосы, он снял с вешалки отглаженную рубашку, надел её и аккуратно, снизу вверх застигнул по порядку все пуговицы. Затем затянул галстук, натянул брюки и, наконец, накинул пиджак. Свежевыбритый, выглядел мистер Уильямс свежо и привлекательно.
- Молли, - позвал он, оглядывая столешницу перед собой, - не могу найти свой одеколон, ты не видела?
- Должен быть на месте, посмотри внимательнее! - отозвалась его жена из-за двери.
Мистер Уильямс нахмурился. Оглядел каждую вещь лежащую перед ним, но одеколона не было. Зато…
- Тэд! - воскликнул мистер Уильямс, догадавшись куда делся его одеколон, - опять ты!
Услышав нехорошие нотки в голосе хозяина, пушистый кот выкатился из-за угла, где стояла корзина для белья, с раскрытой пастью и бешеными глазами; неуклюже перебирая короткими лапками по гладкому полу, чуя нехорошее, помчался прочь от хозяйских наказаний. Мистер Уильямс негромко рассмеялся. Он любил Тэда: толстого, камышового цвета кота, уже пять лет живущего в их семье. Его купили сразу, как старшему ребёнку исполнилось два годика, а младший едва отпраздновал свой первый год жизни. У мистера Уильямса в детстве всегда были коты, и они с женой решили, что у их детей должен быть кот. Правда тот всё время прятался от детской любви и заботы, но неизменно находился детьми и терпел ласку, обречёнными глазами глядя в любимые углы, где так хорошо лежалось в одиночестве.