Мистеру Уильямсу не хотелось рассказывать, что за камеры, всё-таки коммерческая тайна, но всё же пришлось сказать хоть что-то, умолчав о том, что, возможно, это специальная проверка.
Как он и ожидал, весть восприняли со сдержанной тревогой. И почему-то это его немного задело. Будто он скрывал что-то постыдное или был преступником и теперь это нужно было прятать.
- Старик, - серьёзно сказал мистер Додсон, - будьте с Молли аккуратны, обязательно поговорите с детьми. Ты же понимаешь?
Мистер Уильямс кивнул.
- Завтра за завтраком поговорим, - ответил он и тут же спросил:
- Так где мы будем встречаться?
Хотя сам уже думал о том, чтобы не посещать ближайший месяц эти встречи, иначе ненароком можно было перенести их дух домой, на камеры: одного слова будет достаточно.
- Это пусть решают наши жёны, - махнул рукой в сторону мистер Брикман, - но уж точно не у вас: камеры дома, соседские камеры у дома. Слишком уж стали знамениты, на хромой кобыле не подъедешь.
Мужчины рассмеялись, а мистер Уильямс, впервые за весь вечер, почувствовал облегчение. Дом будет чист минимум месяц.
Вечер с друзьями и подругами окончился ночью.
- Пока-пока! - крикнула довольная Молли, махая рукой отъезжающим машинам. Ей в ответ несколько раз бибикнули и воцарилась тишина.
Мистер Уильямс, пока Молли укладывала детей спать, размышлял о том, что все они плывут против течения, рискуя семьями, детьми. Дети ещё не всё понимают, для них это игра, которая будет длиться всю их жизнь и смогут ли они сдерживаться дальше? Как поведут себя, оказавшись на краю? Мистер Уильямс вдруг почувствовал, что он сам стоит у края, его загнали и нужно, наконец, перестать сопротивляться … Мистер Уильямс испугался. Он же любил детей, жену. Как сможет сделать с ними такое?
Ночь прошла в плохих снах. Только когда наступило светлое утро, все предыдущие переживания показались мистеру Уильямсу не более чем ночными кошмарами на фоне выпитого спирта. Слишком большое значение придал он разговорам с приятелями вот и накрутил сам себя. Всё обойдётся.
За завтраком мистер и миссис Уильямс рассказали о камерах в их доме сыновьям.
- Отстой! - крикнул Кристиан.
- Отстой! - повторил за ним Джордж.
- Эй, эй! - повысил голос мистер Уильямс, откладывая тост в сторону, - не выражаться, иначе будете наказаны!
Дети насупились.
- Пап, они что будут за нами следить? - спросил Кристиан.
- Это потому, что я проговорился в садике, что у меня есть папа и мама? - испугано сказал Джордж.
- Нет, нет… Джордж… Кому ты проговорился? - настороженно спросил мистер Уильямс. Страхи с новой силой сжали ему глотку.
- Никому…
- Джордж?
- Руперту! - выкрикнул Джордж. - Он дразнился, называл вас тупыми фриками, а я ему сказал, что это у него родители тупые фрики, они правда такие! Оба полудевочки полумальчики, а у одного из них даже хвост сзади есть, как у кошки и уши странной формы! А он всё кричал, что мама — дерьмо, а папа — говно, вот и получился я — дерьмоговно, а у нормальных детей есть родитель один и родитель два, вот и получился замечательный я! А я крикнул, что у меня хорошие мама и папа…
Родители переглянулись. У Молли сошла краска с лица.
- Джордж, когда это было? - как можно спокойнее спросил мистер Уильямс.
- В понедельник! - Джордж расплакался. - Нас теперь заберут, да?
Молли выдохнула. Если так давно и ничего ещё не произошло, значит никто ничего не знает. Она обняла своего сына, погладила его по голове. Тот вздрагивал и потянулся обнять маму.
- Ничего страшного, никто никого никуда не заберёт, - сказала она.
Кристиан ничего не ел.
- Так зачем камеры дома?
Отец рассказал, что это касается только его работы и повторил, что лишь на месяц.
- Просто нужно быть осторожнее дома в этот месяц, как на улице. Теперь и дома нельзя называть нас мама и папа. Временно, всего месяц. И мы не будем вас наказывать на камерах, но прошу вести вас хорошо. Иначе нас с мамой заставят стать такими же хвостатыми.
И папа очень смешно изобразил рога и хвост, а ещё замычал.
Дети рассмеялись.
- Нет!
- Оставайтесь какие есть!
- Конечно, останемся, - пообещал папа.
- Ура! - крикнули дети и бросились доедать остывший завтрак.
Молли выглядела встревоженной, но постепенно успокаивалась, глядя на своих детей, с аппетитом доедавших панкейки, толстым слоем намазывая на них джем, а мистер Уильямс откусив тост, с трудом проглотил кусок. Тот никак не хотел проваливаться через горло, вдруг ставшее узким, как паста шариковой ручки.