— Я не лгу, папа, — она стиснула зубы от отчаяния. — Я сама их вчера видела и слышала…
Но Король не обратил на её слова никакого внимания.
— Прекрати позорить свой титул, Эрика. Ты второй день подряд заставляешь меня стыдиться того, что я твой отец. Меня предупреждали, что девочкам часто трудно смириться с появлением мачехи, но я думал, ты уже взрослая, и…
— Я взрослая!!!
— Вот и веди себя соответственно. Твоих отношений с Марком это, кстати, тоже касается — живёте как кошка с собакой, — Король придвинул к себе толстую кожаную папку, давая понять, что аудиенция закончена. — Иди к себе, успокойся и переоденься. Принц Аксель будет обедать с нами. Вчера он сказал мне, что восхищён и очарован наследницей индрийской Короны. Надеюсь, ты не дашь нашему высокому гостю повода изменить своё мнение.
— Да, папа, — ответила Эрика, глядя в сторону, и пулей вылетела из кабинета, чтобы отец не заметил её слёз.
«Почему, ну почему я не зашла к нему вчера?» — спрашивала она себя, расстраиваясь всё больше. Получился бы безобразный скандал, Король был бы вынужден спасать лицо перед Манганой и начальником Охранной службы, но зато не смог бы обвинить дочь во лжи, увидев голубков воочию. Или смог бы? Принцесса уже ни в чём не была уверена; а вдруг героиней скандала оказалась бы она сама — если бы её отчитали, как школьницу, при посторонних? Что, если в измену своей ненаглядной жёнушки отец поверит лишь тогда, когда застанет их с Марком в одной постели?
Но если бы речь шла только об измене! «О чём ты хотел поговорить? — О нашем с тобой деле…» — подслушанный кусок разговора стоял у Эрики в ушах. Она была совершенно уверена, что «дела» у этих двоих добрыми быть не могут. И раз отец отказался слушать, значит, придётся ей самой выяснять, что они задумали. «Всё равно я вас выведу на чистую воду! — упрямо тряхнула головой Принцесса. — И сумею доказать папе, что я не вру!»
Стремительным шагом она вернулась в свои покои. Придворные, встреченные по дороге, смотрели на неё с испугом и отступали к стенам — должно быть, решительность и гнев были написаны у неё на лице. Но стоило Вальде запереть за ней дверь, как боевой задор куда-то исчез, осталась только жгучая обида на отца. Эрика упала на диван в гостиной, и слёзы, застоявшиеся в глазах, потекли ручьями. Горничная расспрашивать не пыталась, знала, что хозяйка ничего не станет объяснять. Задала лишь один вопрос:
— К обеду какое платье наденете, ваше высочество, кремовое с кружевами? — и, получив утвердительный ответ, удалилась в гардеробную.
Эрике было плохо. Она почти не спала этой ночью. Улёгшись в четвёртом часу, после измотавшего её праздника, изрядного количества выпитого шампанского и нестерпимо-неловкого визита в подземелье, она мгновенно провалилась в сон, но проснулась задолго до рассвета с тяжёлой головой, дурнотой и сердцебиением. События вчерашнего вечера, толкаясь и громоздясь одно на другое, заполонили её сознание.
Бесконечная карусель бала, миллион мазурок и вальсов, утомивших ноги, миллион лучезарных улыбок, утомивших щёки, миллион разноцветных звёздочек фейерверка, гаснущих в зимнем небе.
Голубые бриллианты от отца, которые Эрика, не задумываясь, обменяла бы на охранный амулет от Манганы.
Марк и Ингрид, подлые обманщики и заговорщики, тискавшие друг друга в зимнем саду.
Внимательные глаза и синяя вышитая рубашка принца Акселя — глоток спокойствия в океане безумия.
И Многоликий, конечно же, Многоликий. Но мысли о нём Принцесса от себя гнала — слишком уж это были мучительные и странные мысли.
«Если бы только я могла взять и уйти отсюда, никого не спрашивая!»
Отец прав: это просто истерика. Никогда в жизни больше она не сунется за ворота Замка без магической защиты: кошмар, два раза пережитый ею в отрочестве, когда она сбегала из дома после ссор с отцом, забыть невозможно. Эрика с такой живостью вспомнила, как на шее затягивалась невидимая удавка Тангрис, что поперхнулась и закашлялась, и сердце у неё заколотилось пуще прежнего.
Вскоре слёзы кончились, но легче Принцессе не стало. Однако, хочешь не хочешь, пора было одеваться и делать причёску. Предписанное этикетом платье из кремовой тафты с кипенью белоснежных кружев по вороту и рукавам было Эрике к лицу, но вызвало у неё новый приступ раздражения: с мечтой о простой и удобной одежде горожанок и об их простой и удобной жизни пришлось расстаться на неопределённый срок.
— Что ты делаешь, Вальда?! Ты меня задушишь! — вспылила она, когда горничная затянула широкий пояс.
Валькирия молча его ослабила.
— А так он с меня свалится! Да что с тобой сегодня такое?..
— Не со мной, ваше высочество, а с вами, — флегматично возразила горничная. — Вам бы сейчас не обедать, а чаю с мятой и поспать…
— Знаю, — потеряла запал Принцесса. — Но папа убьёт меня, если я не приду.
— Да уж, с вашим батюшкой шутки плохи, — согласилась Вальда с каплей сочувствия в голосе. — Как будем укладывать волосы?
— Собери повыше и заколи, никаких сегодня глупых локонов… — вздохнула Эрика и уселась к зеркалу.
Вид собственных волос, блестящими плотными волнами ниспадающих до середины спины, и аккуратные движения горничной, ловко управлявшейся с расчёской и шпильками, немного успокоили Принцессу. В носу больше не свербело, и губы сами собой сложились в привычную прохладную полуулыбку.
Такою Эрика и явилась в Круглую столовую — шестиоконную комнату, залитую мягким светом солнечного морозного дня. Компания уже собралась, только место Придворного Мага снова пустовало. Принц Аксель и герцог Пертинад, как и вчера, приподнялись было навстречу Принцессе — посуда на скатерти испуганно брякнула, — но девушка остановила их царственным жестом:
— Оставьте церемонии, друзья мои. Это просто обед в семейном кругу, — и села на свой стул рядом с отцом.
Король бросил на неё быстрый подозрительный взгляд — кто знает, что ещё придёт в голову ревнивой наследнице? — понял, что никаких сцен не будет, и обрёл свой обычный самодовольный вид. Мачеха, в ярко-зелёном шёлковом платье, слишком открытом для середины дня, заговорила о последней премьере в Королевской опере. Обращалась она, главным образом, к имперскому гостю, намеренному нынче вечером посетить столицу, но воркующие интонации явно были адресованы не ему. Марк, вальяжно развалившийся на стуле, вставлял в беседу шуточки разной степени удачности. Пертинад со свойственным ему азартом, от которого Эрику всегда тошнило, поглощал жареного поросёнка, то и дело с неожиданной мрачностью посматривая на Акселя. Сама Эрика впихивала в себя кусок за куском безо всякого аппетита, и выдохнула с облегчением, когда «простой обед в семейном кругу» подошёл к концу.
— Что ж, полагаю, теперь мы позволим его высочеству совершить долгожданную поездку в столицу, — провозгласил Король, разделавшись с десертом. — Ингрид и Марк проводят вас к автомобилю, дорогой Аксель. Герцог, я знаю, любит отдохнуть после обеда часок-другой. А мы с дочерью, пожалуй, выпьем ещё кофе.
«Он хочет что-то сказать мне наедине? Но что же?!» — встрепенулась Принцесса.
* * *
Пробуждение было отвратительным.
— Хватит спать, голубчик! — Придворный Маг из-за решётки самым бесцеремонным образом тыкал Феликсу в пятку каким-то твёрдым предметом. — Нас ждут великие дела!
Пленник попытался было открыть глаза, но тут же зажмурился: свет теперь сиял не только в коридоре, но и в клетке, Мангана успел приволочь сюда тысячесвечный хирургический прожектор. Где-то неподалёку, видимо, затопили печь — воздух стал заметно теплее и суше, чем был накануне вечером. Но ни этот воздух, ни кровать — хоть и жёсткая, но вполне пригодная для сна — не могли примирить Феликса с удручающей реальностью.
— Подъём! — Потрошитель фонтанировал хорошим настроением и как будто даже сбросил полтора десятка лет. — Приведи себя в порядок и поешь, сил тебе понадобится много.
Многоликий выругался и сел, рассматривая своё узилище сквозь щёлочки между веками. Тесное помещение — пять шагов в поперечнике, это он запомнил на всю жизнь вперёд — было забито устройствами непонятного назначения и устрашающего вида. Какие-то ящики с кнопками, проводами и стрелками, блестящие рычаги, металлические спирали и стеклянные колбы… Высокая хромированная кровать с подлокотниками, на которой он сидел, производила наихудшее впечатление — мимолётного взгляда на неё хватило, чтобы понять, как удобно на ней удерживать в неподвижности распростёртое человеческое тело.