Продрогнув оттого, что в сапоги насыпался снег, и решив, что прошло достаточно времени, чтобы Эрика успела улечься и уснуть, Многоликий вернулся в дом. В комнате было так тепло, словно она не стояла нетопленой несколько недель подряд, на столе мирно горела керосиновая лампа под матовым стеклянным абажуром, на сундуке у печки лежала, свесившись до полу, широкая темно-серая юбка. И пахло здесь теперь всё теми же нежными белыми цветами — должно быть, их запах следовал за Принцессой повсюду. У Феликса даже сердце защемило от этой идиллической картины. Эрика спала, свернувшись калачиком под одеялом, роскошные волосы разметались по постели. Он вспомнил, как совсем недавно прикасался к ним, помогая разобрать причёску, и с трудом преодолел искушение сделать это ещё раз.
Нельзя. Ничего нельзя. И даже смотреть на неё лишний раз не стоит!
…Спи, малышка, сладко,
И проснись счастливой…
«Спи! Я тебя не трону. Ты не моё сокровище — я верну тебя в замок Эск в целости и сохранности!»
Теперь нужно придумать, где поселить Принцессу на те недели или месяцы, пока её отец разбирается с интриганами. Многоликий был абсолютно уверен, что Скагер выйдет из этой схватки победителем, но не знал, сколько она продлится, учитывая, что против Короля играет Мангана. А вот ищейки, посланные за сбежавшей наследницей, наводнят страну уже завтра. Обычного человека проще всего было бы спрятать в Белларии, Наррахе или другом крупном городе — помочь затеряться среди других людей, да и все дела. Но портреты её высочества регулярно печатают в газетах, так что в Индрии это лицо знает каждая собака. Пожалуй, Принцессе вообще не стоит оставаться в родной стране. Придётся нарушить данное Джердону слово и наведаться в Империю. Многоликий понимал, что если его схватят по ту сторону границы, это плохо кончится — Император не простит обмана. «Но я буду очень осторожен, — сказал себе Феликс. — Отвезу девочку в безопасное место и сразу уеду, ни во что больше не ввязываясь!»
Где оно, это безопасное место? Он перебрал в голове всех своих имперских друзей, прикидывая, к кому из них можно отвезти Принцессу, и отбрасывая одну кандидатуру за другой. Требовалось найти спокойный уединённый дом, хозяева которого не станут задавать лишних вопросов, но согласятся ухаживать за своей гостьей, не умеющей даже причесаться самостоятельно, как за особой королевской крови. Многоликий усмехнулся: о том, что Эрика как раз и есть такая особа, им знать необязательно. Матушка Аржни — вот кто приютит беглянку! Он вспомнил приветливое южное побережье, старую усадьбу, скрытую в глубине фруктового сада, и её добродушную, заботливую и совсем не любопытную хозяйку. Госпожа Аржни привязана к нему и, конечно, не забыла, кто спас от вырубки её виноградники — она не откажется выполнить его просьбу.
От мысли, что придётся оставить Эрику и уехать, Феликсу стало тошно. Значит, именно так и нужно поступить — пока всё не зашло слишком далеко!
Он будет навещать её время от времени, покуда не наступит момент, подходящий для её возвращения домой — скорее всего, в газетах напишут о том, что его величество снова овдовел. Денег у Многоликого достаточно, принцессины драгоценности продавать ни в коем случае нельзя — у Эрики должен быть запас на чёрный день, неизвестно, сколько продлится её изгнание. Хотелось бы верить, что не слишком долго.
Он взял со стола кошель с украшениями, которые, ему чудилось, всё ещё хранили тепло её тела, и переложил туда дорогие игрушки из её сумки. Увесистая пухлость кожаного мешочка его порадовала: даже если с ним самим что-нибудь случится, голодной и холодной смертью девочка точно не умрёт.
Феликс спрятал мешочек в тайник, затем, стараясь не шуметь, убрал со стола остатки позднего ужина; на пол, который, в самом деле, был уже совсем тёплым, бросил запасное одеяло — и замер в замешательстве. Усталость боролась в нём с брезгливостью: он был измотан не меньше Принцессы, но отчаянно хотел вымыться и поменять одежду. Брезгливость победила: оборотень тяжело вздохнул и отправился топить баню.
Полчаса спустя он с наслаждением плескал в себя горячей водой из кадушки, смывая не только пот и грязь, но все те боль, страх и мерзость, которые, казалось, налипли на него в подземелье. Как только гадкие тюремные тряпки вспыхнули и запылали в печи, Многоликий, наконец, почувствовал себя освобождённым — замок Эск бесповоротно остался в прошлом. Противореча своим недавним решениям, Феликс позаботился о том, чтобы Эрике, когда она проснётся, было приятно на него смотреть. Он надел белую льняную рубашку — лучшую из тех, что хранил в этом доме, — и побрился перед мутноватым осколком зеркала, рассматривая своё лицо с непривычным критическим вниманием.
После этого, потушив свечу и лампу, со стоном утолённого желания он растянулся на одеяле — и в ту же секунду уснул сладким здоровым сном без тревоги и сновидений.
Пробуждение было таким же здоровым и сладким. С лёгкостью вскочить на ноги, потянуться до хруста, коснувшись ладонями потолочной балки… Оказывается, вот оно, настоящее счастье — быть свободным и сильным, как прежде, и знать, что ты хозяин своему телу и своей жизни!
Принцесса ещё спала, теперь она лежала на спине, во сне щёки её разрумянились, на губах играла едва уловимая улыбка — Феликс мимолётно приласкал взглядом свою гостью. В окна сочился жиденький свет зимнего утра, в доме стало прохладно, печь остывала, а дров рядом с ней больше не было — последние были потрачены ночью на обогрев бани. Физическую работу Многоликий любил, а потому, не откладывая, нашёл в сенях топор и отправился на поиски подходящего полена.
И так увлёкся, раскалывая на мелкие щепки здоровенный сосновый чурбан, что даже не заметил, как Эрика вышла на крыльцо. Только остановившись, чтобы вытереть вспотевший лоб, он ощутил, что на него кто-то смотрит. Обернулся — и правда, вот она, Принцесса, стоит на верхней ступеньке, в своей вышитой шубке и в сером капоре поверх распущенных волос, синие глаза сияют, улыбается, но улыбка почему-то слегка виноватая.
— Доброе утро! — воскликнула девушка, встретившись с ним взглядом. — Здорово у вас получается!
— Доброе утро, — неожиданно охрипнув, отозвался Феликс. — Выспались, ваше высочество?
— Ещё как! — она шагнула вперёд, но не ступила в сугроб, а заскользила над ним, как будто танцуя.
Многоликий впервые видел её летающей. До сих пор он летал вместе с ней, оба раза будучи едва живым — сначала от боли, потом от страха, — и, признаться, не слишком хотел повторения. Но когда тонкая девичья фигурка порхала и кружилась посреди сказочного снежного леса, это было волшебное зрелище!
— Вы созданы для полётов, — от всего сердца сказал он, когда она приблизилась и опустилась на утоптанный снег, чтобы стать с ним вровень.
Эрика шевельнула плечом:
— Наверное! — и смущённо проговорила: — Феликс, простите меня… я только сейчас поняла, что спутала вам все карты своим побегом. Если бы не я, вы бы уже плыли в Новые Земли, верно?
Опять она извиняется, несносная девчонка!
— Я же говорил, не смейте просить у меня прощения, — проворчал он. — Никуда бы я не уплыл, пока не убедился, что вам не грозит опасность.
Эрика открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент морозную тишину прорезало заливистое ржание. Беглецы одновременно вздрогнули и обернулись на звук. Из глубины леса выкатились маленькие сани, запряжённые мохноногой каурой лошадью в сизой попонке, промчались было мимо дома, но резко остановились неподалёку. Щуплый невысокий пассажир, крест-накрест обвязанный вязаной женской шалью поверх тулупа, выбрался из-под полости, вытащил за собой трость, помахал рукой Многоликому и Принцессе: