— Мешать? Но ведь ты недавно хвастался, что сам можешь взять всё, что захочешь.
— Разумеется, — просипел колдун. — Но зачем упираться, добиваясь от тебя того, на что ты пойдёшь добровольно? Тратить силы и время, портить попусту твои прелестные пушистые шкурки… Это некрасиво и скучно. Я этого не люблю. Наука вещь элегантная, Многоликий, и требует красивых решений, — изрёк он, назидательно подняв палец.
— Наука? — переспросил Феликс. — Ты собираешься… разобрать меня на части лишь для того, чтобы узнать, как устроен мой Дар?
— По-твоему, узнать, как устроен Дар — этого мало?
— По-моему, это не всё! Ты хочешь его у меня отнять. Всё, что рассказывают о тебе — правда. Ты из тех, кто охотится за чужими Дарами. Такие, как ты, виноваты в том, что Одарённость из благословения превратилась в проклятие. Из-за вас Одарённые, как страшную тайну, скрывают свои таланты. Из-за вас, Мангана, мир покидает магия!
— Ты путаешь причину и следствие, — вздохнул с укоризной Придворный Маг. — Никто не знает, что заставляет магию уходить, но охотники возникли именно потому, что её остаётся всё меньше. Дарами не должен владеть кто попало, ими нельзя швыряться! У каждого Дара должно быть достойное применение. Вот ты, например, свой Дар до сих пор тратил на всякую ерунду. Но ничего, не огорчайся — теперь ты в надёжных руках, и…
— Говорят, присвоить себе чужие способности может лишь тот, у кого уже есть собственные. Хотя бы слабенькие, но свои! — перебил оборотень. — Это правда, господин Придворный Маг? Превратить в Одарённого того, кто родился обычным человеком, под силу только Серафимам, не так ли?
— Допустим, — не стал возражать Потрошитель.
— А ты родился обычным человеком! И это терзает тебя всю жизнь! Ты всю жизнь ищешь способ сделать самого себя Одарённым. Одного за другим уничтожаешь тех, кому повезло больше, чем тебе, пытаясь разгадать их секрет… сколько людей уже ты убил, Мангана? Скольких насильно лишил их Дара? Но у тебя так ничего и не получилось, да? Ты бездарь, чужие способности на тебе не держатся. Год проходит за годом, а ты по-прежнему фокусник, но не чудотворец. Даже тело своё не можешь омолодить, прогнившая ты коряга!
Сам не зная, зачем, Феликс пытался разозлить своего мучителя, но тот оставался на удивление спокойным. С любопытством посматривал на пленника, черкался в своём журнале и совершенно не проявлял не только гнева, но даже и раздражения. Либо все выстрелы ушли «в молоко», потому что Многоликий либо совсем ошибся в своих догадках — либо не ошибся, но упустил из виду что-то очень важное.
И вдруг его осенило, что именно он мог упустить!
Оборотень замолчал, со всех сторон примерился к своей идее, а затем поинтересовался, резко меняя тему:
— Ты скажешь мне, зачем нужен предмет, из-за которого вы всё это устроили? Я слышал, у него много имён, но прежде мне было известно только одно — Инструмент Справедливости.
— Конечно, скажу — он ведь был и твоим тоже, хотя и совсем недолго, — ухмыльнулся Придворный Маг. — Наиболее подходящее его имя — Инструмент Власти.
— Не сомневаюсь, эту версию ты выдал Королю. А на деле?
— Разве я посмел бы вводить в заблуждение его величество?
— А на деле, Мангана, это Инструмент Одарённости, верно? Он даёт магические способности тем, у кого их раньше не было — я прав?
— Фантазёр, — после едва уловимой паузы проскрипел Потрошитель. — Но ты развлёк меня, спасибо. Я и не думал, что ты можешь быть таким забавным — последние сутки явно пошли тебе на пользу! А теперь перейдём к делу. Я по-прежнему горю желанием разобраться в природе твоего Дара. И по-прежнему предпочёл бы, чтобы ты сам предоставил себя для моих исследований.
— Не дождёшься! — почти с облегчением выдохнул Феликс. — Бери то, что сумеешь взять, но я тебе помогать не буду.
— Ну-ну, не торопись с ответом, — Мангана опять потрепал его по онемевшей руке. — Предупреждал ведь, что найду к тебе подход. Я знаю, о чём ты думаешь: «Убить он меня всё равно не убьёт, а там, глядишь, принцесса Эрика меня опять отсюда вызволит». Так вот, имей в виду. Во-первых, она тебя не вызволит — ключ от твоего пояса ей никто больше не подсунет. Во-вторых, убивать тебя я, действительно, не буду. По крайней мере, пока. Но эксперименты откладывать не намерен, независимо от того, согласишься ты или нет. Что, если я как-нибудь приглашу её впечатлительное высочество понаблюдать за тем, как мы работаем? Как тебе такая идея, голубчик?
И тогда Многоликий понял, что ловушка захлопнулась. Какое бы решение он ни принял, легко ему не будет. Что собой представляют «эксперименты» этого вивисектора, он уже знает. Согласиться на них значит не только обречь себя на бесконечный кошмар, но и почти наверняка лишиться своего Дара — неизвестно, сумеет ли Мангана присвоить способности Феликса себе, но отобрать их явно сумеет. Отказаться значит принять пытки и, возможно, вовсе их не пережить — но если пережить удастся, появится шанс вырваться отсюда, сохранив Дар целым и невредимым. Но как позволить Потрошителю впутать в свои жестокие игры Эрику? Ранимую, добрую, самоотверженную Эрику, которая уже однажды по милости Феликса чуть не потеряла всего того, чем обладала по праву рождения? «Чем дальше она будет от всей этой мерзости, тем скорее забудет случившееся», — решил оборотень. И уточнил:
— Ты дашь мне слово, что не станешь водить её ко мне и не расскажешь ей правды?
— Разумеется, дам, — не скрывая удовлетворения, проскрежетал Придворный Маг. — Я скажу её высочеству, что ты просто отбываешь заключение. Ведь почётного звания государственного преступника тебя никто не лишал.
— Тогда считай, что мы договорились, — выплюнул сквозь зубы Многоликий.
* * *
Единственное, о чём мечтала Эрика после визита в подземелье — поскорее попасть в свои покои, к тишине и чистому воздуху, к маминым роялю и фикусу, к изразцовой печке и мягкой постели. Упасть на льняное покрывало, зарыться лицом в подушку и лежать так долго-долго, до тех пор, пока не расслабятся плечи и не перестанет колоть в груди. До тех пор, пока не притупятся боль и страх. Но и этому желанию Принцессы не суждено было осуществиться. Зарешёченную серость лазарета сменила безликая роскошь гостевых апартаментов. Отец, обретя своё прежнее равнодушие, объяснил: «Твои покои благоустраивают перед свадьбой, ведь ты скоро будешь жить в них не одна». И Эрика задохнулась от охватившего её горя. Утрата любовно свитого гнёздышка была ерундой по сравнению с остальными бедами, которые постигли девушку. Но именно эта потеря поставила точку в случившемся: приговор вынесен и обжалованию не подлежит!
В апартаментах Эрику встречала Валькирия. Горничная с обычным усердием растопила печь, сервировала обед, нагрела воду и приготовила платье для вечернего рандеву с герцогом Пертинадом. Но и в ней что-то изменилось за эти дни. Она никогда не была принцессиной наперсницей, однако прежде казалась не только усердной, но и заботливой. Если кто-то после Королевы и проявлял интерес к тому, как чувствует себя наследница трона и что у неё на душе, то это была Вальда. Теперь же Эрика лишилась и такой малости. Однако она была слишком измученной, чтобы ломать голову, откуда взялся иронический холодок в интонациях горничной. Предположение, что практичная до мозга костей прислуга презирает хозяйку за то, что та упустила идеального мужа, мелькнуло на краю сознания и исчезло, тут же забытое.
— У тебя есть четыре часа до встречи с женихом. Используй их на то, чтобы подкрепиться, поспать и привести себя в порядок, — распорядился отец, проводив Эрику до её временного пристанища.
— Да, папа, — ответила она чуть слышно.
В этот момент в дверь постучали. Валькирия пошла открывать и вернулась, неся на подносе небольшой белый конверт, запечатанный сургучной печатью.
— Почта для её высочества.