Так быстро, как позволял её бальный наряд, Принцесса слетела с лестницы, едва не столкнулась с Акселем, ожидавшим её с двумя бокалами шампанского, торопливо предупредила: «Ступайте без меня, я должна срочно найти отца!» — и почти бегом кинулась к Кедровому кабинету.
Массивная дверь кабинета, покрытая снизу доверху искусной старинной резьбой, была приоткрыта. Совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы снаружи можно было услышать происходящее внутри — и это остановило Эрику, уже протянувшую руку к дверной ручке. Ровное гудение голоса Олафа и сиплое карканье Манганы разом остудили её пыл. «Силы Небесные, что я делаю? — девушка прислонилась спиной к косяку и прерывисто выдохнула. — Собираюсь сказать папе, что его жена ему изменяет… и хочу, чтобы эти двое тоже всё узнали?..»
Ставить отца в неловкое положение перед приближёнными, определённо, не следовало. Радуясь, что не успела наделать глупостей, Принцесса уже решила идти обратно, как вдруг разобрала слова, которые произнёс чрезвычайно довольный отцовский голос:
— …И три недели отпуска каждому!
— Благодарю вас, ваше величество, — пророкотал в ответ начальник Охранной службы. — Мои люди действительно заслужили награду.
— Я бы и тебя повысил в должности, но королевский трон в нашей стране уже занят! — усмехнулся Король. — Но он точно не сбежит? Мангана, ты его как следует запер? Ты же знаешь, удержать его может только магия…
— Отлично я его запер, Скагер, — раздражение в голосе Придворного Мага свидетельствовало, что он не в первый раз отвечает на этот вопрос. — В подземелье магия работает как надо. Многоликий никуда оттуда не денется.
«Они поймали Многоликого!» — ахнула Принцесса, слабея коленями. Не многовато ли сюрпризов для одного неполного часа, прошедшего с тех пор, как она покинула свои покои?
* * *
«Злыдни болотные, как же я так влип?!» — Феликс шарахнул кулаком по стене, и к боли в травмированной ноге добавилась боль в ушибленной руке. Стена была холодная и сырая, и остро пахла плесенью. Нога, по счастью, хотя бы не сломанная, болела почти нестерпимо и требовала покоя, но стоило остановиться, и холод пробирал до костей, а сесть в подземелье было и вовсе негде. Поэтому Феликс ковылял от стены к стене, считая шаги — пять в одну и пять в другую сторону, счёт пошёл уже на вторую тысячу. Босые ступни заледенели и потеряли чувствительность — обувь с него, разумеется, сняли. Одежду забрали тоже, оставив ему только надетые им утром в дорогу кожаные брюки — удобные и довольно дорогие, как и все вещи Многоликого, норовившего отыграться за детство в обносках, но от холода совершенно не спасавшие.
Тяжёлая битая ржавчиной цепь между магическим поясом и железным кольцом в стене камеры, лязгая, волочилась вслед за пленником. Пояс из плотной, как брезент, ткани, прошитой платиновой проволокой, нещадно натирал голую кожу. Но даже будь у пояса меховая подкладка, он и тогда заставлял бы оборотня рычать от ярости, поскольку назначение имел убийственное — начисто лишал пленника способности к превращениям. Подобной игрушки не хватило бы, чтобы одолеть Дар Многоликого наверху. Но Феликс недаром всегда сторонился подземелий: по мере приближения к источнику магической энергии, скрытому в недрах планеты, мощность любых колдовских приспособлений стремительно возрастала.
Спереди концы пояса скреплял плоский замок с выбитым на нём изображением трёх стеблей камыша, перекрещенных с двумя стрелами. Пленнику эта эмблема была знакома. Оковы, отмеченные клеймом давно исчезнувшей мастерской «Камыш и стрелы», нельзя разорвать, разрубить или разрезать, нельзя отпереть отмычкой, ни обычной, ни даже волшебной, можно только открыть их собственным ключом. Впрочем, ни ножа, ни отмычки у Многоликого всё равно не было. Единственное, что он мог сейчас сделать — сыпать проклятиями в адрес людей, надевших на него пояс, предателя Пинкуса, отправившего его в западню, а больше всего проклинать самого себя, так легко и глупо попавшегося. «Я спятил, злыдни болотные! — бормотал Феликс. — Я попросту спятил! Наследство Ирсоль одурманило меня!» Никогда прежде он не заглатывал наживку. Никому прежде удавалось его выследить.
Осенняя встреча в Икониуме — не в счёт. Человек, заставивший Многоликого покинуть Империю, умнее и сильнее его — и великодушен настолько, насколько и должен быть великодушен тот, кто умён и силён по-настоящему.
От хозяина замка Эск и его подручных великодушия ждать не приходилось.
Рука прошла, но скручивающая боль в ноге и не думала утихать. Ещё бы: беличью-то хрупкую конечность в ловушке размозжило в мелкое крошево! Многоликий помнил, как, утопая чёрном омуте боли, вдруг испугался, что умрёт — белкой. Судорожным последним усилием перекинулся в человека и тут же потерял сознание от болевого шока. Очнулся он уже в подземелье. Четверо дюжих молодцов в форме королевской Охранной службы держали его за руки и за ноги, как будто их добыча была сейчас способна сопротивляться, а пятый, торжествующе ухмыляясь, застёгивал на нём магический пояс. Сообразив, что это за штука, Феликс от ужаса чуть не вырубился снова. Потом они выпустили его и, пятясь, вышли из клетки. Трусы! Как бы он справился один с пятерыми, даже если бы мог пошевелиться? В голове мутилось, тело отказывалось подчиняться, но ледяной каменный пол весьма быстро привёл Многоликого в чувства и вынудил его встать.
С этого момента, трясясь от холода и от гнева и тщетно пытаясь унять дрожь, он измерял шагами свою клетку — квадратную выемку в базальтовой толще, отгороженную от сводчатого узкого коридора толстыми прутьями решётки. Где-то в стороне, у входа в коридор, жидким желтоватым светом горела лампочка — без неё казалось бы, что подземелье королевского замка чудесным образом застряло в средневековье. Феликс ждал. Он знал, что к нему придут — хотели бы просто избавиться, убили бы без затей, пока он валялся в беспамятстве! — и даже предполагал, кто именно придёт. Ещё минута, и тошнотворно-глухую тишину подземелья нарушит шарканье старческих шагов. И станет понятно, что мрачная репутация, которую господин Придворный Маг имел среди Одарённых, вполне соответствует действительности.
Но вместо этого чуткие уши Многоликого уловили совсем другой, неожиданный звук — мягкое шелестение ткани. И донеслось оно со стороны, противоположной входу.
— Кто здесь? — крикнул пленник, нервы которого готовы были порваться от напряжения.
Шелестение стихло.
— Кто здесь? — настойчиво повторил он.
Снова зашелестело, и у решётки возникла стройная высокая женщина в пышном платье и меховой накидке с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Повеяло тонким и нежным цветочным ароматом, и немного — шампанским. В стылой заплесневелой дыре ничего более неуместного, чем эти запахи, нельзя было вообразить!
Женщина молчала и не двигалась, только грудь её ритмично вздымалась, будто от волнения или долгого бега. Зачем она пришла сюда? Что ей от него нужно? Он моментально разозлился и на неё тоже, хотя она-то уж точно не запирала его в клетку!
— Кто вы? Чего вы хотите? — рявкнул Феликс, и она испуганно отступила на полшага.
А потом проговорила, запинаясь:
— Так вот вы какой, Многоликий… Я столько слышала о вас, что непременно должна была… вас увидеть.
По её голосу он понял, что она очень юная — совсем девчонка! — и тут же сообразил, кто она такая. Раз она прячет лицо, значит, не желает быть узнанной — но с какой стати ему щадить чувства королевской дочки?
— Вот как? И что же вы слышали обо мне, ваше высочество?
С негромким удивлённым возгласом девушка отступила на полшага.
— Откуда вы знаете?
— Догадаться было несложно. Вы пришли не с той стороны, где вход, значит, знаете другую дорогу в подземелье — стало быть, вы живёте в Замке. На вас бальное платье, у вас выговор знатной дамы, вы пили шампанское на балу — стало быть, вы не прислуга. Возраст у вас, судя по голосу, как раз такой, как у принцессы Эрики… А главное, вы умеете летать, — Многоликий, у которого зуб на зуб не попадал от холода, перевёл дух и продолжил: — Летать умела королева Каталина, но она, мир её памяти, скончалась пятнадцать лет назад. Этот Дар передаётся только по наследству… и вряд ли в Замке есть ещё одна летунья, кроме Принцессы.