А стихи Пушкина всегда легко достать. Мы выбрали средней известности стихотворение: балладу «Русалка». Не пьесу, а балладу, имейте в виду…
Мой друг, мастер шифрованья, взял у меня старенький, еще дореволюционный томик Пушкина и отправился домой с тем, чтобы к утру по телефону продиктовать результат.
Но позвонил он мне еще тем же вечером. «Да, видишь, Лева, какая чепуха… Не шифруется по этим стихам… Ну, слово «нефть» не шифруется: в «Русалке» нет буквы «эф»… Как быть?»
— Подумаешь, проблема! — легкомысленно ответил я. — Да возьми любое другое стихотворение, «Песнь о вещем Олеге», и валяй…
Мы повесили трубки. Но назавтра он позвонил мне ни свет ни заря:
— Лева, знаешь, в «Песни о вещем…» тоже нет «эф»…
— Ни одного? — удивился я.
— Ни единственного! — не без злорадства ответил он. — Что предлагаешь делать?
— Ну я не знаю… У тебя какие-нибудь поэты есть? Лермонтов? Крылов? Ну возьми «Когда волнуется…». Или «Ворона и лисица»… Нам-то не все ли равно?
В трубке щелкнуло, но ненадолго. Через час я уже знал: ни в «Желтеющей ниве», ни в «Вороне взгромоздясь» букву Ф найти не удавалось…
Вчера можно было еще допустить, что Пушкин страдал странной болезнью — «эф-фобией». Сегодня обнаружилось, что и прочие поэты первой половины XIX века были заражены ею…
Не представляя себе, чем это можно объяснить, я все же сказал:
— Знаешь, возьмем вещь покрупнее… Ну хоть «Полтаву», что ли? Там-то уж наверняка тысяч тридцать-сорок букв есть. При таком множестве весь алфавит должен обнаружиться…
Мой покладистый шифровальщик согласился. Но через три дня он же позвонил мне уже на грани отчаяния: в большой поэме, занимавшей в моем однотомнике пятнадцать страниц в два столбца, страниц большого формата, ни одной буквы Ф он не нашел.
Признаюсь, говоря словами классиков: «Пришибло старика!», хотя мне и было тогда всего 27 лет.
Вполне доверяя своему соавтору, я все же решил проверить его и впервые в жизни проделал то, что потом повторял многократно: с карандашом в руках строку за строкой просчитал всю «Полтаву» и… И никак не мог найти Ф среди тысячи, двух тысяч ее собратьев…
Это было тем удивительнее, что ближайших соседок Ф по месту в алфавите — У, X, Ц, Ч — не таких уж «поминутных, повсесловных букв» — находилось сколько угодно.
Первые 50 строк поэмы. В них: Х — 6 штук, Ц — 4, Ч — 4.
А уж букв У так и вообще 20 штук, по одной на каждые 2,25 строчки.
Правда, «у» — гласный звук, может быть, с ними иначе. Но и согласных… Если букв в 50 строках 6, то в 1500 строках всей поэмы их можно ожидать (понятия «частотность букв в тексте» тогда не существовало, до его появления оставалось лет двадцать, если не больше), ну, штук 160–200… Около 120 Ц, столько же — Ч… Почему же Фу нас получается ноль раз?
Не буду искусственно нагнетать возбуждение: это не детектив. Мой друг ошибся, хоть и на ничтожную величину. Он пропустил в тексте «Полтавы» три Ф. Пропустил их совершенно законно.
Возьмите «Полтаву» и смотрите. На 378-й строке песни I вам встретится словосочетание: «Слагают цыфр универсалов», то есть гетманские чиновники «шифруют послания». Вот это Ф мой друг пропустил непростительно: недоглядел. А два других Ф были совсем не Ф. 50-я строка песни III гласит: «Гремит анафема в соборах»; 20-я строчка от конца поэмы почти слово в слово повторяет ее: «…анафемой доныне, грозя, гремит о нем собор».
Но беда в том, что в дореволюционном издании слово «анафема» писалось не через Ф, а через О, и друг мой, ищучи Ф не на слух, а глазами, непроизвольно пропустил эти две «фиты».
Осуждать его за это было невозможно: я, подстегиваемый спортивным интересом, и то обнаружил эту единственную букву Ф среди 33 тысяч других букв при втором, третьем прочтении текста.
Комментарии
Л. Успенский, автор выдержавшей не одно издание книги «Слово о словах», умел подбирать слова. В воспоминаниях «Записки старого петербуржца» (1970) он так весело, увлекательно и «вкусно» описал свой студенческий роман «Запах лимона» и феерическую историю его издания, что книжка эта стала несбыточной мечтой всех любителей фантастической и приключенческой литературы. Несбыточной потому, что «Запах лимона» представлял собой настоящую библиографическую редкость; экземпляра его не сохранилось даже у авторов — Успенского и его друга Л. Рубинова (Рубиновича). Уже в шестидесятых годах прошлого века книга была ненаходима; Успенский вспоминает, что подаренный ему около 1960 г. экземпляр «без двух страниц» был мгновенно украден… Можно смело предположить, каких именно страниц недоставало в украденном экземпляре — вероятно, в сталинские годы был «от греха подальше» удален лист с упоминанием имени расстрелянного в 1938 г. Н. Бухарина.