И вдруг, медленным, жутко медленным наплывом это лицо яснеет, выдвигается на первый план, чуть чуть изменяется, теряет бороду, смотрит пристально, пристально… «Да, да, это он»…
В маленькой комнатке неожиданный вскрик… Лента оборвалась. Валентина отчаянным движением вскочила с дивана. Часы бьют 11 ударов.
«Нет, нет… Пойду, сейчас пойду… Конечно, он… Все расскажу, все… Пусть знает, пусть спасет, пусть расстреляет его… Я не могу больше так…»
Переодеть костюм, вообще, — дело очень несложное для хорошо воспитанного английского джентльмена. Но иногда оно может стать трудным до крайности. Мистер Фаренгайт вне себя от волнения… Переодеваться надо экстренно, но руки дрожат, колени подгибаются, тяжело дышит тучный человек, тщетно стараясь попасть запонкой в прорез воротничка. Лакей, который стоит рядом с фраком наготове, конфузится за своего хозяина: со стороны можно подумать, что он никогда не одевал приличной одежды… Сэр Вальсон нарушил священный воскресный отдых мистера Фаренгайта. Сэр Вальсон на этот раз подействовал на испорченный желудок многострадального директора Уоллс-Воллс-фабрик хуже даже, чем на него действовали острые сои лорда Кеддльтона… О, эти проклятые гурманы… Ему-то что: накормил соями добродушного фабриканта в тот роковой день и горя мало, а тут… Маленькая, незаметная причина и какая грандиозная цепь следствий… Мистер Фаренгайт дрожит, одеваясь, дрожит на автомобиле, дрожит, входя в двери маленького особнячка на Кетлер-Стрит… Но не так страшен черт, как его малюют: видимо, сэр Вальсон не может считать свои действия по ликвидации О’Дэти такими безупречными, какими бы он хотел их видеть.
«Вы видите, мистер Фаренгайт, — я не стараюсь даже обвинить вас, уличить вашу халатность, зафиксировать промахи… Я вполне понимаю, что вы здесь не при чем, но мое понимание ничего, или почти ничего не значит… Весь вопрос в том, как посмотрят они на ваше… на ваше… ваше расстройство пищеварения… Мне совершенно неинтересно портить ваше положение. Я готов сделать для вашего оправдания все, что будет в моих силах… Я хотел бы надеяться, что… в вопросе об этой постыдной неудаче с казнью преступника… вашего авторитетного мнения по поводу случайно слабого результата действия цитрона будет вполне достаточно…» «Так вот в чем дело…» О, теперь мистер директор прекрасно понимает реальные основания речей Вальсона… Старина Вальсон тоже побаивается гнева хозяев. Ну, что ж? Старая, старая пословица: рука руку моет… О, конечно, он вполне согласен, сэр Вальсон может быть совершенно уверен в нем. И честные слуги честных хозяев жмут друг другу руки в знак заключенного союза… Да, да, они вместе поедут сейчас к лорду N, именно к нему, чтобы разъяснить ему подробности происшедшего. Решено. Мистер Фаренгайт почти успокоился; приятнее иметь сэра Вальсона союзником, нежели врагом.
Двенадцатый час. Она все не идет. Петров большими шагами нервно ходит по самому краю обрыва в условленном месте… Какая темнота, — непроглядная, южная летняя ночь… После разговора с Никольским особенно тяжела каждая минута тщетного ожидания… И эта погода, низкие тучи, душный воздух, тяжелое приближение надвигающейся медленно грозы, удесятеряют его волнение…
Чутко прислушивается Петров ко всем шорохам… Не прав ли Никольский, не сам ли себе подстроил он ловушку?… Хотя, кажется, он не допустил никакой ошибки…. Если ему не удалось узнать через нее ничего существенного, она-то, во всяком случае, не узнала от него решительно ничего… Тсс… Что это? Шаги… Да, да, — она… Несколько шагов навстречу… Облегченный, хотя и измученный женский полувскрик, полувздох…
Она бросается к нему на грудь (этого он даже не ожидал), прижимается всем маленьким, легким телом (держись, тов. Петров); обеими руками берет его голову, наклоняет к себе лицо, неожиданно пристально, упорно, точно желая разгадать заключенную в нем тайну, всматривается в него расширившимися, блестящими во мраке глазами…
Петров недоумевает. От ее близости у него как-то странно, совершенно непривычно закружилась голова. Руки сами потянулись обнять, но не успели… Что такое? Она плачет. Игра?
«Я должна, я должна сказать… Вы должны знать все… Кто они, зачем здесь. Его надо расстрелять. Нет, нет, я… не могу… Я боюсь… Он, наверно, подслушивает. Завтра, завтра… завтра… Я все скажу, тут же, в это же время… Сегодня нельзя, — завтра… И ты спасешь меня?… Прости меня… милый…»
Необычайно приветлив сегодня лорд N. Неожиданно приветлив… На такой прием никак не имели право рассчитывать провинившиеся слуги…