Выбрать главу

   Он отпустил себя, перестал строить планы и в оставшееся время пустился вплавь по реке ассоциаций, переходя от Дома инвалидов к Родену, с необъяснимым удовольствием долго сидел в Ротонде и Клозери де Лила, узнав только теперь, что заведение было любимым местом не только Модильяни, Хемингуэя, Генри Миллера и Сартра, но и Роджер Уотерс с Томом Уэйтсом тоже частенько туда заходили.

   В последний день он вдруг вспомнил, что еще ни разу не был на Пер-Лашез, поехал туда, поздоровался с Эдит Пиаф и навестил Джима Моррисона – человека, который увидел Париж и умер в нем.

   Северный вокзал вечером всегда вызывал у него грусть – он и раньше отсюда уезжал – это было место прощания. Найдя в вагоне свое место и обнаружив, что компании нет, Сергей отправился в буфет. Там компания уже успела напустить облаков сигаретного дыма, Warsteiner шел нарасхват – не прошел он и мимо Сергея, и минут через двадцать тот обнаружил себя сидящим за стойкой с третьим бокалом и сигаретой. Поезд был немецкий, было шумно и как-то почти по-домашнему уютно пахло. Слева от него сидела немка с чашкой кофе.

- Не поздновато ли Вы пьете кофе. Ночью не будете спать.

- Я еду во втором классе и вряд ли засну.

- Тогда Вам надо взбодриться чем-нибудь другим. Что Вам заказать?

- Вишневый ликер, если можно. Спасибо.

- Один вишневый ликер для дамы! Двойной! И еще один Warsteiner!

- Вы не немец, а едете из Парижа в Берлин.

- Да, в Берлине я работал, а потом махнул на недельку… отдохнуть. А Вы?

- Я долго ждала этой поездки, мы должны были поехать с другом, но он опять не смог. Он не смог уже в четвертый раз, и я поехала одна.

- Так хотелось?

- Хотелось. Очень.

- Побывать в Париже или… отомстить другу?

- Отомстить? Почему отомстить?

- Нууу… если бы моя девушка без меня поехала в город любви… я бы… расстроился.

- Я об этом не думала. Но, может, Вы и правы.

- А что у вас не так?

- Откуда Вы… Почему Вы так решили?

- Не знаю, почему-то я так решил.

- Мы уже два года вместе!

- Но не поехали вместе в Париж.

- Он работает адвокатом, часто куда-то ездит, все время занят.

- Вы живете вместе?

- Нет. Раньше вместе работали. Потом я нашла другую работу. Но мы часто видимся.

- А почему вместе не живете? Вы не хотите… или он.

- Я хочу. Но все находятся какие-то причины… Правильные. Важные. Нужно подождать… нужно решить проблемы…

- А он Вас любит?

- Говорит, что любит.

- И Вы ему верите?

- А что мне остается.

- Бармен! Еще один вишневый ликер, пожалуйста! И сэндвичей.

- Так я точно усну. И что Вы будете потом со мной делать.

- Знаете, я еду в спальном вагоне, и второе место у меня свободно – я Вас туда уложу, а в Берлине разбужу: у Вас усталый вид, Вам надо выспаться.

- Нееет, это неудобно.

- Неудобно Вам будет в Вашем вагоне: ноги будут упираться в чужие, а в ухо будет храпеть Ваш соотечественник с русским молодецким присвистом.

***

   Сергей открыл дверь купе и пропустил девушку вперед.

- Располагайтесь, я схожу к проводнику.

   Он вернулся, зашел в купе, и ноздри его наполнил новый запах. Девушка лежала на нижней полке, укрывшись до пояса одеялом; джинсовую куртку она сняла и осталась в черной маечке без рукавов. Сергей стал расправлять одеяло на верхней полке.

- Расскажите мне что-нибудь. Что Вы делали в Париже.

   Он присел на край ее полки и стал рассказывать. Говорил он об Александре Дюма, французских фильмах, импрессионистах, о шансоне, о карте Парижа, которая много лет рисовалась у него в голове, - много о чем говорил, пока не заметил, что держит девушку за руку, вернее, гладит ее пальцы – каждый в отдельности, по очереди.  Она брыкнула два раза ногами – сдвинула одеяло: «Жарко», - и закинула руки за голову. Под мышками у нее пряталась двухдневная щетинка, волосы цвета темного красного дерева спускались на плечи, синие глаза совсем не хотели спать. Под короткой маечкой, слева на животе Сергей увидел треугольник из трех родинок. Уши его наполнило пение сладкоголосых Сирен, неизвестно откуда взявшееся, и некому было привязать его к мачте - друзья  давно хрюкали у Цирцеи в хлеву, и Пенелопа не ждала его дома: он опустился на колени и склонил голову – Бермудский треугольник неудержимо влек его, манил, затягивал, спасенья нет, ты тонешь, ты… уже утонул.