На ночлег мы расположились в большом селе. Саперы примостились кто у повозки, кто у забора, кто где… Поснимав вещмешки, дремали устало, переговаривались:
— Чайку бы, слышь?
— И пожевать можно…
Часа через полтора квартирьеры отвели нам несколько домов. Расположив людей и оставив старшину хлопотать насчет ужина, я отправился искать штаб полка. Когда я вернулся в роту, мои люди уже поужинали.
Я нашел Васильева, сообщил пароль… Старшина к этому времени позагонял ротные повозки во двор. Мы зашли в отведенный дом. Со стенки мигнула «летучая мышь». Рыпнула хромка. В большой комнате — человек десять. Сидящий возле стола Буянов при виде меня положил гармошку и встал, за ним медленно поднялись и другие.
— Сидите. Играйте, — попросил я и пристроился на свободной табуретке.
Играет Буянов неважнецки, беспрестанно повторяет одно и то же. Он помогает себе, двигая открытым, по-смешному перекошенным ртом, и выражение лица у него такое, словно человек выполняет тяжкую работу.
Но вот кто-то сидя начинает притопывать ногами.
— И-и-эх!
Ага, это Носов. Вот ведь и ноги теперь не болят! Он становится перед гармонистом, дробно пристукивает каблуками и тихо подпевает.
— Играй громче, глухота! — требует он.
Буянов рвет мехи. Хромка давно сбилась с мелодии, голоса фальшивят, басы хрипят невпопад.
— Давай, давай! — подгоняет Носов и грохает каблуками что есть мочи. Руки у него оттопырены. Он уже вспотел, но не сходит с круга.
Музыкант и танцор смотрят друг на друга. Их подбадривают:
— Даю-ют…
— Плакал черт — ноги потер!
Плясун запыхался, с трудом выдавил:
— И душа грешна, и ноги виноваты…
Буянов жует раскрытым ртом, ерзает на стуле — чувствуется: утомился. Музыку его никто не слушает, да она уже и не нужна: каждый — сам себе музыкант. Все прихлопывают в ладоши, громко разговаривают, хохочут и ждут — кто кого.
— Твоя взяла, — сдался наконец гармонист.
Носов победно глянул вокруг:
— То-то! Не замай…
После пляски быстро разошлись. Я лег и моментально провалился куда-то, успев только подумать: «Идем на войну…»
4
Настоящая усталость ощутилась на следующее утро. Саперы шли хмурые, неразговорчивые. Один Носов что-то громко рассказывал и сам же смеялся.
Полковая колонна тянулась наизволок, упираясь на горизонте в свинцовую, стесненную деревьями заслонку неба. И лошади, и люди через силу переставляли ноги.
Но вот живую людскую ленту всколыхнул встречный автомобиль, по колонне побежала мягкая волна. На время людские головы и штыки запрыгали нескладно, вразнобой.
Только к обеду я ожил и стал подбадривать отстающих.
— Подтяни-ись! — механически командовал, хотя видел, что на красноармейцев это почти не действует. Равнение в рядах и шеренгах не держалось. В строю было тихо, слышались только топот ног, цоканье копыт да монотонный, усыпляющий стук колес.
Носову и сейчас не молчалось:
— На рубеж, сказывают, нас. Копать…
— Закройся! Копать пехтура будет, — ответил ему кто-то.
— Всем хватит, — примирительно рассудил Ступин. Он поднял руку и снял с нависшей кленовой ветки багровый лист.
И опять голоса:
— Значит, в действующую…
— Дойдет ли сюда фронт?
— Ну, мы дойдем! Не зря чистое белье понадели.
— Известно! А говорят…
— Говорят — кур доят! До фронта тут, брат… Считай, от Брянска до Тулы…
— До Тулы? Меряй до Серпухова!
— Тогда уж — по смоленской дороге считай.
— Так… От Смоленска, выходит, еще сотни четыре километров.
Третьего октября сорок первого года противник занял Орел. В последующие дни наши войска оставили один за другим старинные русские города: Спас-Деменск, Юхнов, Мосальск, Карачев, Брянск…
Полк остановился в нескольких километрах от Серпухова, на берегу Оки, развернулся фронтом на юго-запад. В этот же день мы начали возводить оборонительный рубеж.
Погода стояла пасмурная, сырой ветер то набегал порывами, то стихал, спускался к реке и вздымал на воде мелкую и частую рябь. За рекой были видны синие полосы леса и по-осеннему тусклые, неприветливые луга, а на самой реке, прямо перед глазами, серели фермы моста.
На пойме грязно. Но никто не удивлялся и не возмущался, всем казалось, что так и должно быть. Все заняты работой: взмахивая лопатами, дружно и напористо копали землю стрелки; оборудовали огневые позиции артиллеристы, минометчики и пулеметчики; на высотках обозначились еще не замаскированные, видимые даже издали НП, между ними сновали с катушками связисты.