— Как — чем?! — говорю. Уже, ясно, завожусь слегка, ёлки. — Да всем!
— Ладно, — говорит. — А текилу пил?
— При чём тут? — спрашиваю. — Ну — пил, раза три. Угощали. А чего?
А этот козёл скорчил сочувственную морду и говорит:
— А знаешь, что текилу из кактусов гонят? Удивительно, что ты, интеллектуал, иголками не порос.
Теперь уже и Витька с Динькой ржут, гады. И Тёмка лыбится, да так ядовито, главное дело, сучёнок.
— А те были не ГМО, — говорю.
Сделал бровки домиком:
— А кто тебе сказал? Ты сертификат читал? — и опять морда расплывается.
— Козлина ты, — говорю. — Я с тобой, как с человеком, а ты — как падла…
Вижу, ему ржать очень хочется, но он как-то взял себя в руки.
— Сергей, — говорит, — не бесись. Просто — по телику врут. И про ГМО — врут напропалую: почти всё, что в газетах и по телевизору — враньё, причём очень глупое и смешное. А специальных книг ты не читал, поэтому и веришь. Повторяешь за дураками глупости…
— А ты читал, — говорю. Ещё злюсь. — Читатель хренов.
Он вздохнул — и только.
— Объяснять — долго, — говорит. — Да ты, наверное, и слушать не захочешь. А это жаль. Видишь ли, за время нашего пребывания в этом мире я успел убедиться, что ты вовсе не дурак. Если ты начинаешь думать — додумываешься до замечательных вещей. Мне искренне жаль, что ты удивительно редко это делаешь.
Витёк скривился и говорит:
— О! Опять они воркуют, наши голубки! Вы уже достали, в натуре, сраться постоянно! Брэк уже!
И тут меня что-то дёрнуло.
— А мы и не срёмся, — говорю. — Мы перетираем за жизнь, что к чему. А не нравится — не слушай.
Тёмка на меня смотрел — и я ему сказал:
— Я могу чаще. Как нефиг.
А у него даже эта улыбочка, блин, педрильская с морды пропала.
— Отлично, — говорит. — Надеюсь. И уверен, что тебе надо делать то, что у тебя хорошо получается: смотреть вокруг и делать выводы. Если сумеешь повторить своё озарение с запаховым радио — мне останется только восхититься.
Под конец, натурально, не удержался, ёлки, и снова оскалился. Ну что ты будешь с таким делать…
Но, если это отмести, то, в общем, дело сказал.
А раз это дело, я решил, что — да, надо оглядеться, чего там. Повнимательней.
Чего мне в этом доме никак не покатило, так это — что всяких тараканов везде навалом. Раздражает, а давить, вроде, неловко. Все говорят: специальные. Так надо. Тьфу, пропасть.
Нет, есть занятные. Как Цвиков паук. Вот — кайф, даже завидно.
Я ему говорю, Цвику:
— Дай зверя подержать, — и показываю, а он лыбится, руки мои отодвигает. Не хочет.
— Да ладно, — говорю. — Дай подержать чуток. Может, не укусит. Ядовитый?
А Цвик «укусит», по-моему, догадался, а «ядовитый» не догадался. Но, в общем, согласился. И все собрались смотреть, даже Динька.
Цвик меня за руку взял и своими пальцами мне натёр посредине. Самую ладошку. Запах оставил, чтоб паучина не мандражил. А потом мне пальцы выпрямил, ладонь вытянул — и чирикает что-то. «Держи так», наверное. Или, там, «не дёргай». Не спугни, мол.
Лады. Держу.
Он тогда паука из своей гривы достал и чуть ли не поцеловал его в рыло, ей-богу! Прямо «ми-ми-ми» — поднёс к самому носу или ко рту. Может, сказал чего неслышно или подул — хрен знает. И протянул зверя ко мне.
А паук поглядел, делово так, как и не паук, как, прямо, собачонка какая — и пошёл ко мне на руку.
Я чуть кучу кирпичей не отложил, ёлки! Главное дело, он так осмысленно чапал! Насекомая — она же безмозглая, глупая. Не полагается ей так осмысленно.
А он ещё, охренеть — остановился прям и лапой меня потрогал. Будто что понимает. Только что на Цвика не обернулся.
Я как к полу прирос. А паук перешёл, не торопясь, лёгонький такой, мохнатый — и давай трогать меня за руку. Сперва лапой, а потом — вот этими, под глазами. Уссаться, ёлки! Потому что — ну чего, я не видал пауков? Не ведут они себя так.
Изучал он меня. Вдумчиво так, тля, изучал, внимательно.
Жуть, в общем.
Цвик на меня посмотрел — и забрал зверюгу. По морде мне мазнул чего-то, вроде мятного. Я не понял, то ли, мол, держись, а то ли — что я слабоват в коленках оказался.
Но Динька на меня смотрел, как на я не знаю что. Как на супермена какого-то. Сам — бледный, аж зеленоватый.
— Ты, — говорит, — крутой, я бы так ни в жизни не смог.
Не, мне нравятся пауки. Только этот что-то…
Витёк говорит:
— Псих и не лечишься. Кусанул бы — и поминай, как звали.
А Тёмка: