Мир, зелёный, но уже тронутый позолотой осени, медленно плыл под нами — и я мог показывать своим друзьям некоторые места, которые уже видел сам. Роскошную усадьбу наших соседей Эрнго, Друзей Медоносного Народа — было просто жаль, что сезон уже почти закрыт и их сады медоносов давно отцвели, с воздуха они смотрелись просто великолепно. Других соседей на прямой линии с нами, Ргоз, мы издалека узнали по метеорологической вышке у дома старших, стоящего на высоком холме; кроме причала на крыше дома старших, рядом с ним располагалась посадочная площадка для птерисолётов и дирижаблей. Ргоз издавна изучали изменения климата и состояли в близком родстве с множеством кланов пилотов. Ещё я показал Приют Медиков в Светлом Лесу, знаменитое место. Там сейчас приживляли новую грибницу для дальней связи мой отец и мой младший дядя, да и вообще, к этому месту я относился особенным образом: все медики-Кэлдзи и все медики, принятые Кэлдзи, заканчивали обучение в этом приюте, даже бабушка Видзико. Посадочная площадка у Приюта была даже обширнее, чем у Ргоз, и я видел сверху две поблескивающие туши пришвартованных дирижаблей. На крыше госпиталя Приюта, видное издалека, как маяк, сияло под солнцем зеркало; четыре мощных фонаря, ориентир для всех пилотов, которым может понадобиться доставить в Приют больного и ночью, в ясное утро не горели.
Приют Медиков особенно заинтересовал ребят. Они продолжали расспрашивать меня и Лангри, когда зеркало на госпитале уже пропало из виду; Арди назвал Приют сложным словом «агадемия» — и из того, что говорили он, Вигдор и Дзениз, я понял: в их мире тоже есть подобные места. В госпитали их больных доставлял скоростной транспорт, «быстрый спаситель», а среди медиков были такие, которые специализировались на особенно экстренной помощи умирающим от тяжёлых травм.
Судя по тому, как мои принятые братья об этом говорили, у них там то и дело случались тяжёлые травмы. Кажется, их скоростная техника не отличалась надёжностью — а может, сам образ жизни серьёзно отличался от нашего: я сосредоточенно вспоминал, но так и не вспомнил, случалось ли мне видеть по-настоящему тяжёлую травму, от последствий которой надо было экстренно спасать. Гданг, вступивший в разговор, отметил, что пилоты — совсем особое дело; где скорость — там и травмы. Он видел последствия жутких аварий, упомянул даже, что ему рассказывали о пилоте аэростата, разбившемся насмерть. Пришельцы согласились, сказав, что в их мире с пилотами тоже случаются беды — и я подумал, как безмерно отважны те, кто посвятил жизнь опасным полётам.
Мы увлеклись разговором — и не заметили, как под нами поплыли первые постройки Общего Посёлка. Сигнальные зеркала горели над Ярмаркой в ярких лучах предвечернего солнца, ещё одно зеркало вспыхивало над Приютом Генетиков, пёстрые воздушные шары, готовые к полёту, выглядели сверху, как небывалые грибы, и несколько больших дирижаблей, которые грузили товаром с Ярмарки, походили на ленивых животных, которых кормят разноцветные муравьи.
У меня даже похолодело в животе от нетерпения — и пришельцы, кажется, чувствовали что-то похожее. Здешние запахи сплетались в запах перемен; я пытался улавливать в потоке информации что-то конкретное, но без привычки это было непросто — и Лангри улыбался, глядя на меня. Уж его-то запах *сосредоточься, деточка, из сумки ты уже окончательно вырос* был насмешлив и конкретен до предела!
А принятым братьям всё было интересно и внове — даже больше внове, чем мне. От ароматических вывесок Ярмарки кружилась голова: тут, похоже, можно было найти всё, от шмелиного мёда до стекла для хирургических лезвий. Не только запахохранители, но и любой камень в Общем Посёлке был сплошь покрыт ароматическими метками и подписями, иногда *из-за Холодных Вод за чудесами и сокровищами* трогательными, иногда *потомок самого гривастого клана на свете* — забавными, а иногда *оближи, многоножку младенчик* — просто хамскими.
И всевозможный странный люд, который тут ошивался, моментально нас опознал: кто не получал микограмм, те обоняли передачи по общей связи. Все местные искатели приключений и просто жульё собрались вокруг, кто — поглазеть, а кто — попытаться что-то для себя выгадать.
Я не ожидал такого ажиотажа. Какой-то бурый проходимец, явно с Севера, пытался уговорить Лангри взглянуть на *семена маслодела*, модифицированные аж самими Цорли, якобы его родственниками — а Лангри выставил довольно щадящий блок. Гибкий южанин в тёмных пятнах по золотистой шерсти, в одежде из паучьего шёлка, плетёной цветами, благоухал, как девушка из хорошей семьи, улыбался двусмысленно и явно намекал на что-то не очень хорошее — только пришельцы его не понимали. Взъерошенный типчик, вёрткий, как кустарниковая мышка, толкнул Арди под локоть и протянул ладонь чуть ли не к его носу: