В нашем клане, как это ни печально, было не так уж много настоящих Друзей Народа, тех, кто способен вступить с Роем в абсолютный союз. Поэтому я невероятно гордился дружбой с Нгиланом.
Дзидзиро обнюхала Нгилана, благоухая теплейшим дружелюбием, с некоторым даже кокетством, а мне вылизала глаза, как маленькому:
— Что это тебя беспокоит, Младенчик?
Я — Младенчик. Я сунул ладонь в её сумку, как *маме* в детстве. Дзидзиро даже не подумала шлёпнуть меня по пальцам, зарылась носом в мои волосы — и я ощутил тонкий-тонкий запах её сожаления. Прощального сожаления.
— Я *ещё не ухожу* хотел поговорить с тобой, — сказал я. — Твоя сколопендра не нападёт на паука? Что-то она мне незнакома.
— Новенькая, — Дзидзиро пропустила сколопендру сквозь пальцы, как воду. — Сторож. И телохранитель. Равнодушна к ручным паукам, пахнущим детьми клана… Нгилан, что-то я не разберу, чем тут у вас пахнет? Игрой в загадки? Научной дискуссией? Вопросами без ответов.
Нгилан принялся посвящать тётю в курс дела, почти не прибегая к словам вслух. Видимо, он попытался воспроизвести тот образ, который создали для него разведчики Народа — гораздо выразительнее, чем словесный. Меня он впечатлил не меньше, чем Дзидзиро, но иначе, чем сказанное: если от словесных описаний мне стало тревожно, будто и впрямь где-то в окрестностях лаборатории бродили демоны из старинных страшных сказок и могли напасть на наших родичей, то от запахов резануло жалостью. Эти существа — их было несколько, три или четыре, разведчики не уточняли — разили болью, неприкаянностью, страхом и голодом. Они не угрожали — я ошибся.
— Ты хочешь, чтобы я объяснила, что это за создания? — спросила Дзидзиро, кончив обнюхивать пальцы Нгилана и лизнув его ладонь, чтобы освежить восприятие. — Я *понятия не имею* никогда не встречалась ни с чем подобным. Но знаешь, что приходит на ум, красавчик? Люди. Странные, но — люди.
Нгилан рассмеялся — и я вслед за ним.
— Не могу представить себе животных, какими бы они ни были, носящих одежду и умеющих разводить огонь, — пояснила тётя. — А в демонов не верю.
— Они разводили огонь? — удивился я.
— Мне показалось, что от них, кроме прочего, пахло и дымом. Если Нгилан, увлёкшись, не придумал это сам.
— По-моему, они попали в беду, — сказал я. — Надо бы их поискать. Нгилан, твоя разведка видала их далеко?
— Нет *в шести пальцах отсюда*, — сказал Нгилан. — Я бы попросил Мать Роя перепроверить, но дождь всё ещё моросит.
Вот тут-то в комнату и вбежала Ктандизо, кузина, тётина дочь; целое облако запахов неслось за ней шлейфом — она так торопилась, что ухитрилась обогнать собственные мысли.
— Малютка, — сказала Дзидзиро, вскинув брови и собирая в ладони всё это смятение чувств, — попробуй ещё раз. Спокойнее.
— Там *КРОВЬ!* полумёртвые *ГОЛЫЕ*без ушей *РЯДОМ* на дороге *КРОВЬ!*КРОВЬ!* на дороге *РЯДОМ С ДОМОМ*! — Ктандизо швырнула струю образов прямо в окно. Её запах, усиленный страхом, потрясением, любопытством, те, на дороге, должны были учуять за три пальца пути, минимум.
Мы все выглянули в окно.
Они брели по дороге странной походкой, будто хотели втереть в землю свой запах. Дождь мешал всё хорошо разнюхать, да они ещё и не подошли близко, но я понял: этих существ видели разведчики Нгилана.
Но Нгилан не говорил, что у них нет ушей. Я прищурился, чтобы лучше видеть; мне показалось, что какие-то крохотные ушки всё-таки есть — прижатые к лысой голове, как у лесных кротов. И уж совершенно отчётливо различалась голая бледная кожа. Когда-то в детстве я сбрил волоски с руки, чтобы посмотреть на себя под шерстью — там была такая же бледная кожа, которая выглядела беззащитно и не очень приятно, будто плохо заживший шрам. Больше так делать не хотелось.
А эти создания… то ли они были побриты целиком, то ли на них вообще не росла шерсть, как на лягушках или существах, постоянно обитающих в воде. Мне стало их жаль.
— Цвиктанг! — окликнула тётя. — Погоди.
— Я — посмотреть, — сказал я и сбежал вниз по лестнице.
Четверо стояли посреди дороги и смотрели на дом. Моросил дождь, запахи стали очень острыми — и я их так чуял, будто носом в них уткнулся.
И мне стало так жалко…
Я в жизни не обонял таких грязных существ. От них несло в сорок слоёв — и каждый слой был просто ужасен. Страх накладывался на безнадёгу, накладывался на боль, накладывался на голод, накладывался ещё на что-то, и оно всё стояло вокруг них столбом, будто они и не чистились, и не пытались собрать старые запахи с себя. И они были молоды. Как я. Молодые… парни?