Возле самых дверей сидели две девушки, вероятно, выпускницы торгового техникума. Обе рыженькие, обе в сапожках и модных вязаных кофточках, приобретенных, надо полагать, «по блату» или на «барахолке».
Через два стула от них дожидалась очереди пожилая женщина в мятом болоньевом плаще.
Я не люблю очередей, терпеть не могу вопроса «Кто последний?». Молча уселась на свободный стул, рядом с женщиной в мятом плаще.
Она коротко взглянула на меня и отвернулась. Потом посмотрела еще раз, уже более внимательно. У нее были грубоватые черты лица, не лишённые, однако, как говорят, некоторой привлекательности.
— На работу поступать? — спросила она.
Я кивнула.
— Кем?
Я сказала.
— Документы с собой? Ну-ка, покажи.
Голос у нее был глуховатый, решительный, разговаривая, она глядела прямо в глаза. Это мне понравилось, и я простила ей грубоватое «ты», не показавшееся мне ни пренебрежительным, ни обидным.
Я вынула из сумочки трудовую книжку. Моя соседка прочитала единственную запись.
— Пойдешь ко мне работать? Склад № 8. Галантерея, иногда немного мебели, готовое платье. Словом — пересортица разная. Заранее скажу, складик скромный. А ты, может, с ЦУМа хочешь начать?
— Нет, зачем же, — улыбнулась я.
— Складик хотя и маленький, но без товароведа трудно. Был у меня мальчик из профучилища, да слабоват оказался. Драп от сукна отличить не мог. Влетела я с ним в историю, на полторы тысячи. Кое-как уладили. Мало что платить, позору еще сколько, что там ни говори - растрата. Вот, последний оправдательный акт на подпись принесла. А своего товароведа на склад игрушек отправила. Куклы, лошадки, автоматы - там не спутается. Так одна и тяну. Ты пока к Королёву не ходи, меня подожди, вместе пойдем на мой склад. Сама посмотришь. Понравится — я тебя оформлю.
— А где ваш склад?
— Ты же нездешняя, чего тебе говорить, все равно город не знаешь. В Дзержинском районе, словом.
Главный склад Торга тоже находился в Дзержинском районе. Пожалуй, лучше мне пока нечего было и искать. Я согласилась. Моя собеседница предусмотрительно сунула мою книжку в свой портфельчик.
— Чтобы не убежала, — пошутила она.
Секретарша за столом подняла голову от бумаг и уставилась на кого-то. Я повернулась тоже. И увидела Аллахову.
Кто-то окликнул заведующую Главным складом Торга из коридора, и она остановилась в дверях.
Правда, фотограф убрал морщинки и возле глаз, и возле губ, но полковник Приходько был прав — выглядела Аллахова весьма привлекательно. И одета была со вкусом. Фигура у нее тоже была хорошая.
Она кивнула кому-то в коридоре, подошла к секретарше.
— Люся, Аркадий Игнатьевич у себя?
Голос у нее был бархатный и небрежный. На нас, сидящих в ожидании приема, она даже не взглянула, прямо пошла к дверям кабинета. В это время навстречу ей из кабинета вышел черноволосый и толстогубый мужчина. Он поклонился Аллаховой:
— Светлана Павловна, рад видеть!
— Здравствуйте, здравствуйте, Илья Ашотович.
Она прошла мимо, этакая уверенная в себе Королева, и так же уверенно, не постучав, не задержавшись ни секунды на пороге, открыла дверь кабинета и вошла. Илья Ашотович только посмотрел ей вслед и вернулся к столу секретарши.
Такой торжественный проход Аллаховой, естественно, не мог остаться незамеченным. Девушки возле дверей оживленно зашушукались меж собой. Я вопросительно взглянула на свою соседку. Я еще ничего не спросила, моя соседка поняла меня и так:
— Аллахова, заведующая Главным складом,
— А я думала — замминистра.
— Для Королёва она больше, чем замминистра.
Я наивно удивилась:
— Почему так?
— Почему, почему… Поработаешь у нас — сама поймешь.
Илья Ашотович, оставив секретарше свои бумаги, вышел из приемной, поздоровавшись на ходу с моей соседкой.
— Бабаянц, — пояснила она. — Главный ревизор. Тоже фигура, сама понимаешь.
Я понимала. Как ни мал был мой опыт в торговых делах, я уже знала, что самый добросовестный работник не гарантирован от случайных излишков или недостач и что любая ревизия неизбежно тревожит даже порядочного работника, — о непорядочных я уже и не говорю. Многое здесь зависит от ревизора…
В приемную проскользнул и просеменил к столу секретарши щупленький человечек с папочкой под мышкой.
— Люсенька! У Аркадия Игнатьевича кто есть?
— Аллахова у него.
— Ах, Светлана Павловна… так, так.
Он нерешительно повертел в руках папочку, затоптался возле стола. Секретарша продолжала заниматься своими бумагами.
— И давно она там?
— Только что вошла.
— Так, так…
Человечек вопросительно посмотрел на секретаршу, но та была опытным работником и успела усвоить, что не ее дело советовать что-либо.
— Пожалуй, я попозже загляну.
— Что ж, приходите попозже.
Он так же быстренько выскользнул из приемной. В это время Аллахова вышла из кабинета. До дверей ее провожал сам Королёв — коренастый мужчина с усиками, в сером дакроновом костюме с каким-то значком на лацкане пиджака. Он поклонился ей в дверях четко и официально: «Всего доброго, Светлана Павловна!»
На этот раз Аллахова заметила мою соседку, кивнула ей, окинула меня взглядом и ушла.
Замдиректора Королёв выглянул в приемную. Девчушки вскочили разом.
— Ко мне? Проходите, пожалуйста.
Он пропустил их в кабинет, закрыл дверь.
— Вежливый, — сказала я.
— Вежливый, — согласилась моя соседка. — Алименты платит.
6
Мою заведующую складом Маргариту Петровну Сосновцеву все ее сослуживцы звали просто Рита Петровна. Я стала звать ее так же.
Складик был маленький, и обороты его были невелики, поэтому я как товаровед одновременно числилась и заместителем заведующего. Если бы запись в трудовой книжке соответствовала действительности, то новая работа не доставила бы мне особых хлопот. Но мне не хватало практики. Чтобы не повторить ошибки своего предшественника, не спутать сукно с драпом, мало эту разницу знать по учебнику, нужно еще и драп и сукно пощупать руками: никакая теория здесь не может заменить отсутствие опыта.
— Товароведу, как саперу, — говорила Рита Петровна, — ошибаться тоже нельзя. Живой, правда, останешься, но статью схватишь, как пить дать.
И я старалась не ошибаться.
«Конторой склада» у нас называлась небольшая клетушка, отгороженная фанерными щитами. В ней стояли три небольших столика, Риты Петровны, мой и бухгалтера — пожилой молчаливой женщины, весь рабочий день дымившей «Шипкой».
Грузчиками на складе работали две женщины. Одна — местная жительница, вторая — приехала из села где-то за Новокузнецком. «Маша из Чугунаша», как ее звали, была девица лет тридцати, мощного сложения, под девяносто килограммов веса. Как рассказывала Рита Петровна, отец Маши был алкоголик и умер в психиатрической больнице. Дочь рассчитывалась за непутевую жизнь родителя умственной отсталостью.
Когда у Маши появлялись вопросы, а появлялись они по всякому поводу, она вваливалась в нашу «контору», и от ее мощных и размашистых движений стены нашей клетушки ходили ходуном.
Голос у Маши был звонкий, по-детски пронзительный.
— Рита Петровна! — вопила она. — Рита Петровна!…
— Ну, что у тебя там?
— Машина пришла.
— Дальше что?
— Привезли, эти самые… сервизы которые…
— Какие сервизы? Мы не получаем сервизы.
— Привезли. Вот такие!… — и Маша широко разводила руки. — Деревянные, с дверками…
— Серванты? — догадываюсь я.
— Вот, вот, серванты, эти самые…
— Фу, чтоб тебе! — ворчала Рита Петровна. — Ты сколько у меня времени работаешь?