Не все ж "по делу". Может, ему просто так — поговорить захотелось.
"М-да… — сказал уполномоченный. — Из дому посылки получаешь? Сало-масло, м?"
(Что он — придуривается? Посылки запрещены.)
"Я могу разрешить".
(Пустое. У Гривнина все равно никого не было.) Помолчали.
"Э, брат Гривенник, не тужи, — снова заговорил уполномоченный. — Мало ли еще как обернется. Сегодня ты в бушлате, а завтра, может, и руки не подашь… Как говорится, кто был ничем, тот станет всем, вот так… Тут, брат, такие события назревают — совещание за совещанием… Ждем больших перемен… Ну, понятно, провести реорганизацию не так просто… Все будет учитываться, поведение, отзывы… На каждого — подробная характеристика… Писанины одной — фи-у! Думаю тебя тоже включить… Ты как, а? Не возражаешь? Хо-хо! Небось, по бабе-то соскучился? По бабе, говорю, соскучился? Ух, по глазам вижу…".
Уполномоченный весь сморщился, точно хлопнул стопку водки, и покачал головой. Этот монолог сменился долгим молчанием, в голубом дыму царила железная усмешка лейтенанта, сапог подскакивал, рука разминала окурок в пепельнице. На стене, как сумасшедшие, колотились часы.
"Ну вот что, Степа, — сказал уполномоченный строгим голосом, кладя ладонь на стол, — ты человек грамотный, долго объяснять тебе не буду… Хочешь жить со мной в дружбе — давай. Не хочешь — как хочешь. Мы насильно никого не тянем, учти. Желающих с нами работать — сколько хочешь. Только свистни!.."
(Уж это верно.)
"Я тебе помогу — на общих работать не будешь. Дам отдохнуть. Я так считаю, что ты для родины не погибший человек. Между прочим, мне лично не нужно твоих услуг, я и так все знаю… А вот для тебя самого это важно, понял? Доказать надо, что ты, того… заслуживаешь снисхождения.
"Твои уши — мои уши. Твои глаза — мои, ясно? Сюда ходить не надо. Будешь писать записки и передавать…”.
Он сказал — кому.
"А вздумаешь болтать, — лейтенант подмигнул, — яйца отрежу".
Наклонился и выдвинул нижний ящик стола.
"Ладно, заболтался я с тобой. На-ка вот, распишись". Это была подписка о неразглашении — узкий печатный бланк.
Уполномоченный рассмеялся.
"Да ты что — это ж ерунда, формальность. Положено!" Дескать, что поделаешь.
Напоследок была подарена еще одна папироса "Бело-мор". Ночной посетитель выбрался наружу через заднее крыльцо, торопясь и озираясь, но никто его не увидел. Лагпункт спал мертвым сном. В пустом небе стояла одинокая сверкающая луна. Цепь огней опоясала зону.
Гривнин вошел в свою секцию, не разбудив дремавшего за столом дневального, и неслышно прокрался в угол. Там на верхних нарах, задрав голову к потолку, храпел Корзубый на куче тряпья, которое он выиграл в эту ночь.
Глава 6
Перед войной в деревне, откуда капитан взял себе жену, жил один колхозник по имени Николай Сапрыкин. Все жители в этой деревне носили одну и ту же фамилию. Все мужики были мобилизованы в один день.
На одной телеге поместилось все их войско. Тогда оторвали от себя косматых и плачущих женщин и весь день, с поникшими хмельными головами, тряслись по лесным колдобинам до ближайшего сельсовета. Потом те же чавкающие по болотной жиже копыта потащили их в районный военкомат, и позади них уже тарахтел целый обоз мобилизованных.
Все же странно было, что в суматохе первых недель войны начальство вспомнило, не забыло об их глухой деревне, странно, что и они оказались подведомственны кому-то там, кроме леших. Словно здесь уже не было ни районов, ни областей, и окончились все комитеты и военкоматы, и начиналась одна кромешная Русь без звука и проблеска, оцепеневшая под черным ливнем столетий. И, кажись, еще вчера стоял на месте сапрыкин-ской избушки высокий тын, за тыном — скит, и лесной дух — старик с косматой, как мох, бородой пыхтел на пеньке козьей ножкой.
Уехали мужики — и снова про них забыли. Но не прошло и трех лет, как в высших конторах, где никто о них и не думал, на громадных государственных картах, где весь их край был большим пустым пятном, родился некий план. Теперь с юга через тайгу к ним тянули узкоколейки.
И вот явились — в накомарниках, с примкнутыми штыками, волоча усталых и отощавших собак. Странное это было войско, почти все, за исключением командиров, состоявшее из черных. Разбившись на кучки возле костров, они со всех сторон окружили болото, где по щиколотку в воде стояла первая партия заключенных. Баб, пробиравшихся домой мимо трясины, отгоняли ружейными выстрелами; вышло разъяснение: строится-де около них большая стройка; сведений не разглашать, к вышкам близко не подходить, за нарушение — поголовная ответственность.