За обедом начальник был очень внимателен. Он поминутно обращался к гостю, спрашивал, не слишком ли горячо и довольно ли соли. Не забывал и о жене: заботливо осведомился, вымыла ли она руки перед едой. Видимо, у него, как и у многих людей, были свои любимые темы; одной из них была бактериология: начальник объяснил, какой опасности подвергают себя, да и окружающих, нечистоплотные люди. Молодой пассажир рассказывал о своих планах. Он даже прочел им кое-что. Начальник станции слушал его с вежливой отрешенностью: сам он стихами никогда не интересовался и не знал, как к ним надлежит относиться. И пока голос пассажира звучал над столом, глубокий взгляд жены начальника был неподвижно устремлен на него, и суп в тарелке остывал и покрывался нежной пленкой.
Ему приснился этот взгляд. Теперь он ночевал не в зале ожидания, а в комнате, специально отведенной для него, рядом с супругами; лежа в темноте, он уличил себя в том, что напрягает слух, стараясь уловить малейший шум, шепот или скрип кровати за стеной. Ничего не было слышно, да и трудно было предположить что-либо, принимая во внимание слабость здоровья начальника.
Как истинный мужчина, пассажир отказался от помощи и сам перенес в комнату свой тяжелый чемодан, таща его не без видимого напряжения, несколько изогнувшись, как несут ведро, полное доверху. Тем не менее он разговорился со Степанидой, от которой узнал о первом браке начальника. По ее словам, между ними — кассиршей и начальником — давно не было ничего общего, если не считать того, что помещения, в которых они отправляли свои служебные надобности, находились по-прежнему рядом. Во всяком случае, дверь, соединявшая кассу с кабинетом, была заперта. Говорили даже, что ключ торчит со стороны кабинета, — означало ли это, что начальник сам не желал, чтобы старуха вылезала из кельи?
Как бы то ни было, начальник первым запротестовал, когда встал вопрос — это было в один из ближайших вечеров, — стоит ли приглашать заведующую кассой к праздничному столу. Он разъяснил, что общество еще не достигло той стадии развития, когда будет полностью пренебрегать разницей в служебном положении; пассажир — другое дело, пассажир — это гость. К тому же старуха плохо слышит и за столом была бы просто невыносима. Достаточно, пошутил начальник, и одного инвалида.
Пассажир не стал настаивать. Ему было ясно, что начальнику не хочется видеть рядом со своей женой другую, прежнюю, которая, может быть, еще помнит времена, когда мужское естество начальника не было окончательно и бесповоротно побеждено его духовной сущностью.
Поезд снова задержался — как говорили, по случаю введения новой системы автоматической блокировки; сообщая об этом, начальник подмигнул, давая понять, что ничто не помешает предстоящему торжеству. На всякий случай, чтобы успокоить пассажира, он позвонил в управление, но телефон был занят. Он позвонил еще раз, но телефон снова оказался занят.
Назначенный день наступил, и праздник обещал быть на редкость веселым, по крайней мере, на взгляд начальника, сохраняя в то же время оттенок домашней теплоты и интимности. Пассажир, поднявшись с бокалом минеральной воды (он не мог заставить себя пить кефир), прочитал сочиненные им накануне стихи в честь именинника. Начальник, растроганный, в парадном мундире, отвечал ему словами благодарности. Жена начальника мечтательно смотрела на хрустальные рюмки, переливающиеся огнями. Вдруг вошел шофер, он только что возвратился из управления. Шофер привез пакет на имя начальника. Начальник, под взглядом встревоженной жены, утер губы, сорвал сургучную печать.
Его поздравляли, желали ему дальнейших успехов в труде, счастья в личной жизни и извещали его о повышении: ему был присвоен ранг главного начальника станции. Потрясенный, начальник разрыдался.
Пришлось перенести его в спальню; начальник смеялся, и плакал, и, утирая слезы, говорил, что двадцать лет неустанного труда потрачены не зря, что он недаром прожил свою жизнь; он заверял, что сумеет новыми достижениями оправдать оказанную ему честь. Однако волнение и радость, по-видимому, чересчур обременили его организм. Сказалась и чрезмерность съеденного за столом. У начальника онемели руки, в животе открылись колики. Последовало обильное и болезненное действие кишечника. Жена ни на минуту не решалась отойти от кровати. Пассажир побежал за Степанидой. Явился таз с горячей водой, стали все вместе растирать пальцы, виски, грудь; начальник, бледный, с каплями холодного пота на лбу, тяжело дышал; наконец он уснул.