Выставляя на аукцион один из районов Восточной Сибири, "РосИмм" принимал планы развития от всех заинтересованных государств, рассматривал, сколько людей и каких профессий готова представить подающая заявку страна, какие технические ресурсы она готова поставить, какой процент расходов на освоение предлагает оплатить, какие льготы даёт России в "довесок", а после выбирал наиболее выгодное. Информация о деталях заявки держалась в строжайшем секрете, и страны, ещё не сделавшие свою ставку, готовы были здорово раскошелиться, чтобы заполучить сведения о предложениях конкурентов и перебить их. В свою очередь те, кто предложение уже сделал, тоже были заинтересованы в победе, и они разрабатывали сложнейшие комбинации с целью запуска конкуренту дезинформации — "случайно" просочившиеся в СМИ эксклюзивные сведения, продажа "подлинных данных" инсайдерами и прочее, прочее, прочее.
К сожалению, схватками между конкурентами дело не ограничивалось. Эпицентром развернувшейся войны за информацию стал тот, кто держал все эти сведения в своих руках — директор "РосИмма".
Положение Антона Сергеича походило на положение крепости, осаждаемой со всех сторон войсками противника. Без угроз, шантажа и попыток подкупа не проходило и дня.
Я цербером ходил за клиентом на все встречи и рауты, слушал его звонки и читал его корреспонденцию. Я сидел за соседним столиком в ресторанах, стоял рядом на поле для гольфа и даже прослушивал номер отеля, в который он изредка приводил особо бойкую девицу, и супружескую спальню, которую он тоже периодически посещал. Из-за меня у него больше не было даже намёка на личную жизнь.
Соблазны и искушения сыпались на Антона Сергеича со всех сторон — только успевай замечать. Хитрые, незаметные, деликатные или напористые, все они отличались неизменной щедростью и заманчивостью.
Зря в своё время так огульно винили политиков в поголовной продажности. Чтобы устоять под такой бомбардировкой искушений, нужно быть не простым смертным, а святым. А они, как известно, давно перевелись.
До аукциона оставалось чуть меньше недели, когда всё внезапно прекратилось. Больше двух суток никаких звонков с заманчивыми предложениями, никаких интригующих сообщений на почтовик, никаких длинноногих девиц с навыками заправских шпионов, никаких "случайных" встреч с далеко идущими намерениями, которые я видел так явно, словно они развевались над головами людей огромными транспарантами.
Ничего. Полная тишина. И она пугала меня куда больше, чем самый мощный поток желающих всеми правдами и неправдами соблазнить моего клиента на продажу хоть байта информации.
Егорыч хмурился, ворча себе под нос о затишье перед бурей, телохранители были напряжены до предела и, казалось, могли подпрыгнуть от любого неожиданного звука или резкого движения. Я был взвинчен так, что в любой момент готов был взорваться.
И потому, когда однажды, на выходе из здания "РосИмма", окружённые с трудом удерживаемой секьюрити воинственно настроенной толпой с плакатами, на разные лады развивающими тему "Руки прочь от Сибири!", мы поняли, что по нашей процессии защёлкали пули, я почти обрадовался — может, хоть теперь меня немного отпустит.
Высокий накачанный красавец Артур сбил Антона Сергеича с ног и, прикрывая его сверху своим телом, поволок по земле поближе к автомобилю. Я тут же подался назад, спрятался за колонны у входа. Две жертвы популярного в одно время увлечения будущих родителей оригинальными именами, смуглый, черноглазый, с характерным носом с горбинкой Фока и курносый голубоглазый добряк Доминик выхватили пистолеты и задрали головы, высматривая по крышам и окнам верхних этажей стрелков. Бурные протестующие в визгом разбегались в стороны.
Клиент в относительной безопасности лежал на земле, укрытый от прицела снайперки с одной стороны телохранителем, а с другой — бронированным боком машины. Однако, пули, вместо того, чтобы снимать телохранителей или пытаться пробить автомобиль, продолжали щёлкать у входа в здание… Я сообразил почему на миг раньше, чем раздался крик Фоки:
— Они целят по душехранителю!
…Полчаса спустя Антон Сергеич, демонстрируя чудеса выдержки, давал пресс-конференцию — в перепачканном от лежания на асфальте костюме, с героической ссадиной на лбу, которую он отказался заклеивать пластырем.
Сверкали вспышки фотоаппаратов, подмигивали выпуклыми линзами камеры, со всех сторон неслось:
— Вы считаете, что за покушением стоит кто-то из противников программы управляемой иммиграции?
— Вам в последние дни угрожали?
— Как вы ответите своим врагам?
Ребята пристально следили за толпой журналистов. Я стоял чуть позади клиента, в глазах рябило от мотивов и намерений жаждущих горячей сенсации акул пера, и почему-то слегка дрожали руки.
Действительно, зачем биться в закрытую дверь? Зачем соблазнять клиента, если к нему не пускает душехранитель? Надо сначала справиться с ним. А зачем искушать душехранителя, если куда легче его просто убрать? И пока тому найдут замену, у желающих будет масса времени, чтобы добиться от оставленного без присмотра клиента всего, чего им надо. И потребуется-то на это совсем немного времени… Вариант того, что политик сможет сам устоять перед искушением, я даже не рассматривал.
На следующий день в команде телохранителей Антона Сергеича — по его личной инициативе, несмотря на все мои протесты — появился ещё один. Его задачей было охранять не клиента, а меня.
За несколько часов до объявления результатов аукциона все заинтересованные стороны собрались на официальный банкет, финалом которого и должно было стать оглашение победителя. Я прекрасно понимал, что это — последний шанс заинтересованных сторон привлечь моего клиента на свою сторону или получить от него информацию перед тем, как она обесценится публичной оглаской.
Будь моя воля, на оставшиеся часы я бы запер Антона Сергеича в бункере безо всякой связи с внешним миром. Но кто бы мне это позволил.
На мероприятии присутствовало сразу пятеро телохранителей вместо обычных трёх. Шестеро, если считать моего собственного телохранителя, ходившего за мной по пятам с той же назойливостью, с какой я следовал за Антоном Сергеичем.
В отличие от многих аналогичных мероприятий, этот банкет не отличался непринуждённой атмосферой. Высокие фужеры с шампанским, сверкающий хрусталь на крахмальных скатертях, горки бело-розовых креветок в обрамлении листьев салата и кусочков лимона, нежная лососина и лангусты на тонком фарфоре, белые перчатки официантов и черные бабочки метрдотелей — всё это было лишь декорацией к разворачивающемуся здесь под масками нервных улыбок и деланных светских бесед действу, которое называют политикой. Каждый из присутствующих представлял какую-то партию или движение, управление или министерство; каждый хотел получить чего-то от других и готов был предложить за это что-то взамен. Почти за каждым стоял душехранитель, делая работу чужих клиентов крайне затруднительной. Словом, политика в чистом её виде.
На таком публичном мероприятии я не имел возможности предотвращать атаки. В самом деле, ведь не мог же я взять за локоть подходящего к Антону Сергеичу главу Совета Федерации и развернуть его прочь, погрозив на прощание пальчиком: "Не надо просить моего клиента намекнуть на победителя взамен на поддержку такого-то законопроекта". Оставалось лишь стоять позади, натянутому как струна, напряжённо следить за каждым искушением и с минуты на минуту ожидать, что клиент вот-вот поддастся.
Антон Сергеич пока держался.
Этим вечером получить от моего клиента хоть какую-то информацию, хоть самый малый намёк на победителя аукциона пытался, кажется, каждый, жавший ему руку. Невзначай, ненавязчиво, ненароком, хитростью, лестью, вовлекая в доверительный разговор, вызывая на эмоции, откровенно и напрямую, предлагая "бартер" или любую услугу…