Мне нравилась эта роль смотрителя ОЗВД. Нравилась идея столь тесного сотрудничества с летчиками-асами, мужчинами и женщинами столь высокого профессионализма, нравилось, что я - их последнее звено связи с землей, их альфа и омега. Я был... Землей.
Их потребность во мне, их зависимость от меня формировала мгновенную связь. Кипели странные эмоции, возникала причудливая связь.
- Привет, Вдова Шесть Семь.
- Привет, Чел.
- Как твой день?
- Пока спокойно, Чел.
Мы сразу стали друзьями. Товарищами. Это чувствовалось.
После сеанса связи я переключал их на авианаводчика в Гармсире, маленьком городке на реке поблизости.
- Спасибо, Вдова Шесть Семь. Доброй ночи.
- Роджер, чел, береги себя.
Получив разрешение пересечь мое воздушное пространство, пилот не всегда летел через него, иногда он пролетал стрелой, а иногда ему срочно нужно было узнать условия на земле. Каждая секунда имела значение. Жизнь и смерть были в моих руках. Я спокойно сидел за столом, держал газировку и шариковую ручку. («О, шариковая ручка. Вау»), и в то же время находился в эпицентре событий. Это было весело, я учился этому, но было страшно. Незадолго до моего прибытия авианаводчик перепутал одну цифру, зачитывая геокоординаты американскому F-15, в результате бомба по ошибке упала на британские войска вместо войск врага. Трое солдат погибли, двое были ужасно изувечены. Так что каждое слово и цифра, произнесенные мною, имели последствия. Мы «предоставляли поддержку», эту фразу повторяли постоянно, но я понимал, насколько она эвфимистична. Не меньше, чем пилоты, мы иногда несли смерть, а когда дело касается смерти больше, чем жизни, нужно быть точным.
Признаю, я был счастлив. Это была важная работа, патриотичная работа. Я применял навыки, отточенные в Дейлсе и в Сандрингеме, и еще в детстве. Даже в Балморале. Яркая нить связывала мою слежку за Сэнди с моей нынешней работой здесь. Я был британским солдатом на поле боя, наконец, к этой роли я готовился всю жизнь.
А еще я был Вдовой Шесть Семь. У меня было много кличек в жизни, но это была первая кличка, больше похожая на второе имя. Я действительно ею прикрывался. Впервые я был просто именем, случайным именем и номером. Никакого титула. Никаких телохранителей. «Неужели именно так другие люди чувствуют себя каждый день?». Я наслаждался обычностью, купался в ней и удивлялся, как далеко мне пришлось заехать, чтобы ее обрести. Центральный Афганистан, глухая зимняя пора, полночь, разгар войны, я разговариваю с человеком, который находится на высоте пятнадцати тысяч футов над моей головой - насколько ненормальна твоя жизнь, если только здесь ты почувствовал себя нормальным?
После каждого действия наступало временное затишье, которое иногда было сложнее выдержать с психологической точки зрения. Скука была врагом, и мы боролись с нею, играя в регби, обильно обмотав мяч туалетной бумагой, или медленно ходили туда-сюда по территории базы. Кроме того, мы делали тысячи отжиманий, создавали примитивное оборудование для занятий тяжелой атлетикой, изолентой привязывая деревянные ящики к металлическим брускам. Сворачивали боксерские груши из спортивных костюмов. Читали книги, организовывали марафоны шахматных турниров, спали, как коты. Я видел взрослых мужчин, которые бревном лежали в кровати по двенадцать часов.
Кроме того, мы всё время ели. Кухня «Двайера» была полна продуктов. Паста. Чипсы. Бобы. Раз в неделю нам предоставляли возможность поговорить по спутниковой связи. Телефонная карточка называлась «Парадигма», сзади на ней был код, который следовало набрать на кнопочной панели. Потом робот, женщина с приятным голосом, говорил вам, сколько у вас осталось минут. А потом...
- Шип, это ты?
Челси.
Твоя прежняя жизнь на проводе. От звука ее голоса всегда перехватывало дыхание. О доме всегда было думать непросто, по ряду причин. А «слышать» дом - это был просто кинжал в сердце.
Если я не звонил Челси, звонил папе.
- Как дела, мой мальчик?
- Неплохо. Ты ведь знаешь.
Но он просил меня писать, а не звонить. Ему нравились мои письма.
Он говорил, что предпочитает письмо.