В конце лета я полетел в Ботсвану, чтобы встретиться с Тиджем и Майком. Недавно они закончили работу над шедевральным сериалом Дэвида Аттенборо «Планета Земля» и несколькими другими фильмами ВВС, а сейчас снимали важный фильм про слонов. Несколько слоновьих стад, испытывая стресс из-за вторжения в их ареал обитания, бросились на поиски еды в Намибию и попали прямо в руки браконьеров - их там были сотни, вооруженных AK-47. Тидж и Майк надеялись, что их фильм прольет свет на эту непрекращающуюся бойню.
Я спросил, могу ли помочь. Они ответили, не раздумывая:
- Конечно, Шип.
Фактически, они предложили мне стать доверенным оператором без зарплаты.
С первого дня они говорили, что я как-то, кажется, изменился. Не то чтобы я раньше не работал прилежно, но, конечно, в армии я научился выполнять задания. Мне ничего не нужно было повторять дважды.
Не раз, когда я ездил с ними по бушу на грузовой платформе, смотрел по сторонам и думал: «Как странно. Всю жизнь я презирал фотографов за то, что они крадут нашу свободу, а теперь работаю фотографом, борюсь за сохранение свободы этих волшебных животных. И, делая это, чувствую себя более свободным».
Еще большая ирония судьбы заключалась в том, что я снимал, как ветеринары надевают на животных отслеживающие устройства. (Эти устройства помогут исследователям лучше понять принципы миграции стада). До сих пор ассоциации с отслеживающими устройствами у меня были не самые радужные.
Однажды мы снимали, как ветеринар выстрелил усыпляющим дротиком в огромного слона, потом надел на него электронный ошейник. Но дротик лишь поцарапал твердую шкуру слона, так что он смог собраться с силами и уйти.
Майк закричал:
- Хватай камеру, Шип! Беги!
Слон пробирался сквозь густой буш, в основном, по песочной тропинке, а иногда тропинки вообще не было. Мы с ветеринаром пытались идти по его следам. Я просто поверить не мог, что у животного такая скорость. Он прошел восемь километров, прежде чем сбавил скорость, а потом остановился. Я держался на расстоянии, потом подоспел ветеринар, и я наблюдал, как он метнул в слона еще один усыпляющий дротик. Наконец, большой парень свалился.
Через несколько секунд раздался рев грузовика Майка.
- Отличная работа, Шип!
Я задыхался, руками держался за колени, весь в поту.
Майк в ужасе посмотрел на меня:
- Шип, где твои ботинки?
- Ой. Я оставил их в грузовике. Не думал, что у меня есть время их забрать.
- Ты пробежал восемь километров...по бушу...без ботинок?
Я рассмеялся:
- Ты сказал, чтобы я бежал. В армии меня ведь научили выполнять приказы.
Накануне нового 2009 года видео стало вирусным.
Я, кадет, сижу с другими кадетами.
В аэропорту. Наверное, Кипр? Или мы ждем рейс в Кипр?
Видео снял я. Убивал время перед полетом, шатался кругом, пропесочивал группу, комментировал каждого парня, а когда подошел к своему однокурснику и хорошему другу Ахмеду Раза Кану, пакистанцу, сказал: «О, наш маленький друг паки...».
Я не знал, что паки - уничижительное слово. В детстве я часто слышал это слово от многих людей и никогда не замечал, чтобы кто-нибудь вздрогнул или испытал чувство стыда от этого слова, никогда не подозревал этих людей в расизме. Ничего я не знал и о невольных предубеждениях. Мне был двадцать один год, я рос в изоляции привилегий, и если я вообще что-нибудь думал об этом слове, то только лишь то, что это что-то вроде «оззи». Безобидное слово.
Я отправил видео однокурснику-кадету, который готовил видеоролик для конца года. С тех пор оно и начало распространяться, перелетало с компьютера на компьютер, пока не оказалось в руках того, кто продал его в «News of the World».
Раздались раздраженные голоса осуждения.
Люди говорили, что я ничему не научился.
Люди говорили, что я ни на йоту не повзсрослел после этого нацистского бесчинства.
Люди говорили: «Принц Гарри хуже, чем болван, хуже, чем любитель вечеринок, он - расист».
Лидер тори меня осудил. Член кабинета министров пошел на телевидение, чтобы устроить мне публичную порку. Дядя Ахмеда порицал меня в интервью ВВС.
Я сидел в Хайгроуве и наблюдал за этим ливнем гнева, с трудом воспринимая происходящее.
Папин офис извинился от моего имени. Я тоже хотел извиниться, но придворные мне отсоветовали.
- Не лучшая стратегия, сэр.
- К черту стратегию.
Меня не волновала стратегия. Я не хотел, чтобы меня считали расистом. Я не хотел быть расистом.