Я повернулся и посмотрел на него. Он что, шутит?
Я убирал за собой, я не храпел. Кроме того, между нашими комнатами была толстая стена, так что если бы я даже и храпел, он никак не смог бы это услышать. Журналисты начали хихикать, но я вклинился: «Это ложь! Ложь!».
Это их рассмешило еще больше. Уилла - тоже.
Я тоже рассмеялся, потому что мы часто так друг над другом подшучивали, но, вспоминая об этом сейчас, не могу не спросить себя, нет ли тут чего-то еще. Я учился, чтобы воевать на передовой, Уилл учился для того же, но Дворец разрушил его планы. Запасной, конечно, пусть мечется в зоне военных действий, как угорелый цыпленок без головы, если ему так нравится.
Но Наследник? Ну уж нет.
Так что Уилл не учился на летчика поисково-спасательных операций, и, наверное, его это расстраивало. Во всяком случае, он считал, что это неправильно. Я считал, что он отлично выполняет жизненно необходимую работу, каждую неделю спасая людей. Я им гордился. гордился тем, как он посвящает всего себя учебе.
Но всё же я должен был понимать, что он чувствует. Мне слишком хорошо было известно отчаяние человека, которому не позволяют участвовать в битве, к которой он готовился много лет.
Из Шоубэрри я переехал в Мидл-Уоллоп. Я уже умел управлять вертолетом, но теперь мне следовало научиться управлять им тактически. Одновременно делая многое другое. Очень многое. Например, читая карту, определяя местоположение цели, запуская ракеты, говоря по радио и мочась в пакет. Многозадачность в воздухе на скорости 140 узлов - это не для всех. Для этого джедайского обмана разума мне сначала надо было переформатировать свой мозг, создать новые нейронные связи, и моим Йодой в этой нейро-модернизации станет Найджел.
Он же Найдж.
Именно ему досталось незавидное задание стать моим четвертым и, вероятно, самым важным инструктором.
Мы совершали полеты на вертолете «Белка». Таково было обиходное название изготовленного во Франции вертолета с одним двигателем, на котором училось большинство британских студентов. Но Найдж больше сосредоточился не на «Белке», в кабине которой мы сидели, а на белках в моей голове. По словам Найджа, белки в голове были старинными врагами концентрации внимания. Я об этом не знал, а они поселились в моем сознании. Найдж сказал, что они еще изощреннее, чем парящие обезьяны, и намного опаснее.
Он настаивал, что единственный способ избавиться от белок в голове - железная дисциплина. Вертолетом управлять легко, а вот для управления разумом нужно больше времени и внимания.
«Время и терпение», - нетерпеливо подумал я. И того, и другого у меня мало, Найдж, так что продолжим...
Найдж сказал, что это - некая самовлюбленность, и она проявляется в форме уверенности.
- Уверенность, лейтенант Уэлс. Верьте в себя - это самое главное.
Я понимал, что в его словах есть правда, но понятия не имел, как воплотить эту правду на практике. На самом деле я не верил в себя, я не особо верил во что-либо, а в себя - менее всего. Каждый раз, когда я совершал ошибку, а это случалось часто, я злился на Гарри. Ощущение было такое, словно мой разум заклинило, как закипевший двигатель, глаза заволакивала красная пелена, я переставал думать, прекращал функционировать.
Когда это происходило, Найдж мягко говорил: «Нет, лейтенант Уэлс, не позволяйте одной ошибке помешать этому рейсу».
Но я позволил одной ошибке помешать множеству рейсов.
Иногда моя ненависть к себе выливалась на Найджа. Обругав себя, я начинал наезжать на него:
- Черт, как ты управляешь этой таратайкой!
Он качал головой:
- Лейтенант Уэлс, я не касаюсь панели управления. Мы приземлимся, вы посадите вертолет, и поговорим об этом потом.
У него была просто богатырская сила воли. А по его внешности нельзя было об этом догадаться. Средний рост, среднее телосложение, волосы стального серого цвета, аккуратно зачесанные на одну сторону, очки без единого пятнышка. Он был гражданским в ВМС, добрым дедушкой, который любит яхты, клевым парнем. Но у него было сердце чертового ниндзи.
А в тот момент мне нужен был именно ниндзя.
Несколько месяцев Найдж-ниндзя учил меня управлять вертолетом, одновременно делая еще несколько вещей, и, более того, делать это с некой любовью к себе. Это были летные занятия, но я думал о них как об уроках жизни, и постепенно они становились всё лучше.
Хороший или плохой, каждый полуторачасовой урок дзюдо в «Белке» Найджела заставлял меня выгибаться в дугу. Приземлившись, я думал: «Надо вздремнуть».