И вот он здесь.
И хотя он не собирался… правда, он ведь никогда ничего не делал нарочно… то же самое повторяется снова.
Если бы не Грейм, он бы до сих пор валялся в постели.
Дев плюхнулся на заднее сиденье черного автомобиля, невидящим взглядом уставился в затемненное стекло. Рядом стояла дорожная сумка; Грейм сказал, что там его завтрак, но он не голоден.
«Можешь не возвращаться».
Ближе к съемочной площадке асфальт закончился, и машина запрыгала по ухабам широкой грунтовой дороги. Воспоминания всплыли вовсе не от толчков и прыжков. Давно ли это было? Десять лет назад? Нет, раньше. Четырнадцать. Ему тогда было девятнадцать, и он явился домой поздно — по-настоящему поздно. Всю ночь гулял с дружками. Он не был пьян в стельку, но выпитое горячило кровь.
— Где ты был, черт тебя дери?
Отец стоял на верхней ступеньке широкой лестницы в роскошном сиднейском особняке Куперов. Рядом с лампой стояла мама.
— Гулял, — буркнул он.
— Завтра у тебя экзамен.
Дев пожал плечами. Он не собирался идти на экзамен. Бросив ключ на стол, зашагал к себе в спальню и, обернувшись через плечо, бросил:
— Папа, я не хочу быть бухгалтером.
Хотя Патрик Купер был в домашних тапочках, походка у него была тяжелая. Дев слышал, что отец идет за ним, но не остановился. Он прекрасно знал все, что отец может ему сказать. В университет он поступил только для того, чтобы угодить маме. Он проучился три семестра, и с него хватило. Дев знал, что у него другое призвание. Его совсем не тянуло к цифрам и строгим костюмам.
Он не удивился, когда отец положил ему на плечо тяжелую руку. Потом Патрик Купер круто развернул сына к себе… От неожиданности Дев замахнулся, сжал кулак. Он действовал механически. Он бы ни за что не ударил отца — он это знал. Точно знал.
Наверное, отцу показалось, что он его вот-вот ударит. Он считал, что младший сын способен на все…
Дев широко раскрыл глаза от удивления. Отец врезал ему в скулу с такой силой, что он отлетел к стене, согнувшись от боли. Он ощутил во рту вкус крови. И стал ждать новых ударов.
Вдруг отец упал на колени, баюкая правую руку в левой.
Очень долго было тихо; Деву показалось, что ни один из них не дышит.
Сверху, стуча каблуками, сбежала мама. Ахнула, опустилась на колени рядом с мужем, положила его руку себе на плечо.
— Что случилось?
— Мам, я ухожу из университета, — сказал Дев. — Я актер. — Он морщился от боли, но говорил звонко и четко.
— Актерство — не профессия, — презрительно отозвался отец.
— Но я хочу стать актером!
— Девлин, я не стану тебе помогать и ждать твоего провала…
— Знаю, — перебил он.
Никто из родных не верил в его успех.
— Тогда уходи, — сказал отец. — И можешь не возвращаться.
Слова отца не удивили его. Все назревало уже давно. Он оставался дома только из-за мамы.
Девлин кивнул. И молча ушел.
Он не произнес ни слова. Никакого театрального прощания.
Он точно знал, что никогда сюда не вернется.
Грейм притормозил у ворот; охранник махнул им рукой. Грунтовая дорога вилась вокруг невысокого холма. И вот они уже среди вагончиков, окруживших съемочную площадку. Продюсер рассказал, что снимают они на настоящей ферме, где разводят овец и выращивают рапс. Ферма раскинулась на почти идеально плоской равнине, окруженной зубчатыми горами. Вчера Дев мельком видел эвкалипты, прямоугольники полей, на которых рос ярко-желтый рапс, и овечьи загоны. Сегодня все расплывалось сплошным пятном.
Но что-то приковало его взгляд, когда Грейм остановился рядом с его вагончиком. Яркое пятно…
Ему навстречу шла женщина в ярко-синем платье, больше похожем на длинный свитер. Он сразу узнал короткие светлые волосы, блестящие на солнце. Руби Белл.
Он совсем забыл о ней, как только вступил в еженощную борьбу с бессонницей, но теперь Руби вернулась.
Он понял, что она из себя представляет для него: отвлекающий момент. На время.
Что-то такое ему сейчас необходимо.