Артур Конан Дойль
Запечатанная комната
Юрист, предпочитающий вести активный образ жизни и обожающий спорт, но вынужденный ввиду специфики своей профессии сидеть с десяти до пяти в четырех стенах своей конторы, должен по мере возможности задавать себе по вечерам физическую нагрузку. Поэтому у меня вошло в привычку совершать дальние полуночные прогулки, во время которых я добирался до Хэмпстеда и Хайгейта, чтобы очистить легкие от дурного воздуха Эбчерч-Лейн. Именно во время одного из этих своих бесцельных странствий я и повстречался в первый раз с Феликсом Стэннифордом, в результате чего испытал впоследствии самое необычное приключение в своей жизни.
Как-то поздним вечером в конце апреля или начале мая 1894 года, гуляя по северной окраине Лондона, я шел по одной из пяти улиц, застроенных высокими кирпичными особняками, которые возводятся все дальше и дальше от центра, как будто огромный город их выталкивает. Был чудесный ясный весенний вечер, в безоблачном небе сияла луна, и я, пройдя уже много миль, не торопился и в задумчивости смотрел вокруг.
Мое внимание привлек один из домов, мимо которых я проходил. Это было довольно большое здание, стоявшее посреди участка немного поодаль от дороги. Оно казалось построенным недавно, и все же не выглядело таким новым, как соседние дома, каждый из которых был кричаще и вызывающе современен. Среди их симметричных очертаний зиял провал — здесь к улице была обращена заросшая лаврами лужайка, за которой неясно вырисовывались очертания большого, мрачного, погруженного во тьму здания. Это была, очевидно, загородная резиденция какого-то богатого негоцианта, выстроенная, наверное, когда ближайшая улица города была в миле отсюда, а затем постепенно окруженная и захваченная красными кирпичными щупальцами огромного спрута, именуемого Лондоном. Следующей стадией, подумалось мне, будет, наверное, поглощение и переваривание особняка: подрядчики возведут дюжину дешевых, обходящихся по восемьдесят фунтов в год построек прямо на участке перед фасадом.
Однако после того, как все эти мысли пронеслись у меня в голове, произошел случай, направивший течение моих мыслей совершенно в другое русло. Четырехколесный кэб, это позорище Лондона, трясясь и скрипя, ехал в одном направлении, в то время как в противоположном перемещалось желтое пятно света от велосипедного фонаря. На всем протяжении длинной, залитой лунным светом улицы было только два движущихся объекта, и все же они столкнулись с той зловещей неизбежностью, которая сводит в одну точку два океанских лайнера в безбрежных просторах Атлантики. Виноват был велосипедист. Он попытался переехать на другую сторону дороги перед кэбом, неправильно рассчитал расстояние и, ударившись о грудь лошади, был отброшен наземь. Чертыхаясь, он поднялся; кэбмен огрызнулся в ответ, а затем, сообразив, что его номер в темноте не виден, хлестнул лошадей и с грохотом умчался. Велосипедист взялся было за руль повергнутой машины но потом вдруг охнул и сел на землю.
— О господи! — простонал он. Я пересек улицу и подбежал к нему.
— Вы ранены? — спросил я.
— Да вот лодыжка, — сказал он в ответ. — Думаю, всего лишь вывих, но очень больно. Позвольте опереться на вашу руку?
Он лежал, освещенный желтым светом велосипедной фары, и, помогая ему встать, я заметил, что это молодой человек, по виду джентльмен, с тонкими темными усами и большими черными глазами, чувствительная, нервическая внешность которого, как и впалые щеки, изобличала его слабое здоровье. Усталость или заботы оставили следы на его тонком желтоватом лице. Я потянул его за руку, и он встал, но одну ногу держал в воздухе, и когда попытался пошевелить ею, застонал.
— Не могу поставить ее на землю, — пожаловался он.
— Где вы живете?
— Здесь! — кивнул он в сторону того самого большого темного дома, стоявшего в глубине сада. — Я как раз сворачивал к воротам, когда этот проклятый кэб въехал прямо в меня. Не поможете ли мне добраться до дому?
Это было не так сложно. Я завел его велосипед на участок, затем, поддерживая молодого человека под руку, провел его по аллее и помог взойти на крыльцо. Света нигде не было, все вокруг было погружено во тьму и безмолвие, как будто здесь никто никогда не жил.
— Ну, вот мы и пришли. Большое вам спасибо, — сказал он, водя ключом по двери в поисках замочной скважины.
— Нет уж, позвольте убедиться, что с вами все в порядке.
Он попытался выразить слабый, обиженный протест, но потом понял, что ничего не может со мной поделать.
Дверь наконец открылась; за нею виднелась черная дыра коридора. Молодой человек двинулся вперед, все еще опираясь на мою руку.