— Вот эта дверь с правой стороны, — сказал он, пробираясь ощупью в темноте.
Я открыл дверь; в тот же момент он ухитрился зажечь спичку. На столе стояла лампа, и мы совместными усилиями ее зажгли.
— Ну вот, все в порядке. Теперь можете оставить меня одного. До свидания! — сказал молодой человек; с этими словами он упал в кресло и потерял сознание. Я оказался в затруднительном положении — парень так побледнел, что я не знал, жив ли он еще. Вот губы его дрогнули, он задышал ровнее. Однако глаза его закатились и напоминали теперь два белых пятна, а цвет лица был как у мертвеца.
Обстоятельства возложили на меня ответственность, которая была мне не по плечу. Я дернул шнур звонка и услышал, как где-то вдали зазвенел колокольчик. Но никто не откликнулся. Звон раздавался в тишине, которую не нарушали ни голоса людей, ни звуки шагов.
Я подождал, потом позвонил еще раз, с тем же результатом. Но должен же кто-то быть в доме! Не может же этот молодой джентльмен жить один в таком огромном здании! Его слуги должны узнать, что ему плохо. Если они не хотят откликнуться на звонок, я разыщу их сам.
Я схватил лампу и выбежал из комнаты. То, что я увидел в доме, меня удивило. Холл был пуст, ступени лестницы вместо ковра покрывала желтая пыль. В коридоре было три двери, открывавшиеся в просторные комнаты, однако все они оказались пустыми, без ковров и занавесок, если не считать свисавшей с карнизов серой паутины и красовавшихся на стенах пятен лишая. Звуки моих шагов отдавались эхом в этих заброшенных и погруженных в тишину покоях. Потом я прошел до конца коридора, надеясь, что хоть кухня в конце концов окажется обитаемой. Может, в одной из отдаленных комнат притаился хотя бы один человек, приглядывающий за домом? Нет, все помещения оказались пустыми.
Отчаявшись получить хоть какую-то помощь, я прошел еще по одному коридору и здесь набрел на нечто такое, что изумило меня больше всего. В конце коридора была большая коричневая дверь, на которой виднелась красная восковая печать размером с пятишиллинговую монету; она закрывала замочную скважину. Мне показалось, что печать здесь была уже давно, потому что воск выцвел и покрылся пылью. Я все еще разглядывал ее, недоумевая, что бы такое могло быть в этой комнате, когда услышал окликавший меня голос и, вернувшись, обнаружил, что мой новый знакомый сидит в кресле, весьма удивленный тем, что очнулся в темноте.
— Какого черта вы унесли лампу? — осведомился он.
— Я пошел за помощью.
— Вы могли ходить за ней до второго пришествия, — заметил он. — Я живу один.
— Весьма неудобно, когда вам нездоровится.
— Глупо с моей стороны было падать в обморок. Я унаследовал от матери слабое сердце, и боль или переживания действуют на меня подобным образом. Когда-нибудь оно меня доканает, как доканало ее. Вы, случайно, не врач, а?
— Нет, я юрист. Меня зовут Фрэнк Элдер.
— А меня Феликс Стэннифорд. Забавно, что мне встретился юрист — мой друг, мистер Персивэл как раз говорил, что он-то нам вскоре и понадобится.
— В таком случае мы встретились весьма кстати.
— Ну, это, знаете ли, будет зависеть от него. Вы сказали, что обошли с лампой весь нижний этаж?
— Да.
— Весь целиком? — переспросил он, пристально глядя на меня.
— По-моему, да. Я надеялся кого-нибудь там найти.
— И вы заходили во все комнаты? — спросил он, не сводя с меня глаз.
— Во всяком случае, в те, куда я мог попасть.
— О, так значит, вы заметили ее? — воскликнул он и передернул плечами с видом человека, стойко переносящего неприятности.
— Заметил что?
— Да дверь же, ту самую, на которой печать!
— Да, заметил.
— У вас не возникло желание узнать, что там, за нею?
— Во всяком случае, это поразило меня своей необычностью.
— Как, по-вашему, могли бы вы жить один в таком доме год за годом, все время сгорая от нетерпения узнать, что же скрывается по ту сторону двери, и все же не открывая ее?
— Вы что, хотите сказать, что не знаете этого сами?
— Не более, чем вы.
— Тогда почему вы не откроете дверь? — вскричал я.
— Я не должен этого делать, — ответил он.
Он говорил с каким-то напряжением в голосе, и я понял, что затронул весьма деликатный предмет. Не думаю, что я любопытнее других людей, но в ситуации этой определенно было нечто интригующее.
Однако все причины оставаться в доме были исчерпаны, поскольку мой собеседник полностью пришел в себя. Я поднялся, собираясь уйти.
— Вы спешите? — спросил он.
— Нет, у меня нет никаких дел.