Она стояла вплотную к нему, почти прижимаясь грудью, и смотрела таким взглядом, что Тео не мог отказать. Хотя сейчас он не испытывал влечения к ней, но хорошо знал этот голодный взгляд. И как доставить ей удовольствие, тоже. Оливия была охочей до секса, и Тео никогда ей не отказывал.
Он бы без труда выполнил и эту ее просьбу, но от мысли, какой болью накажет его узор запечатления, становилось неуютно. Тео смотрел в глаза Оливии…
…и просто не мог заставить себя спросить ее, представляет ли она, на что обрекает своей просьбой. Он не хотел выглядеть в ее глазах трусом. Он достаточно силен, чтобы выдержать любые пытки.
Но прежде он не замечал в Оливии такого эгоизма. Впрочем, не ему судить. Ведь он не может ее понять — каково это, неудовлетворенное желание.
Пока не может. Но впереди у него долгие месяцы подобного опыта.
— Конечно, Оливия, — он принужденно улыбнулся, раздевая девушку.
Тео давно изучил ее тело, прекрасно зная, как ласкать свою девушку, чтобы довести ее до оргазма. Она была отзывчивой и податливой, и обычно Тео и сам получал немало удовольствия, только играя с ней. Но не в этот раз.
Узор, почти привычно вспыхнувший болью, с каждым новым прикосновением к чужому телу будто раскалялся. От запястья боль потекла выше, погружая нервные окончания в кипящую лаву. Мышцы сводило судорогой, от чего казалось, что руку выкручивают, как мокрое полотенце. В какой-то момент правая рука и вовсе ему отказала, но Оливия стонала и требовала продолжать.
Боль раскаленными прутьями впилась в грудь, приближаясь к сердцу, когда Оливия, наконец, изогнулась в сладкой судороге и расслабилась.
— О, Тео! Ты был великолепен, как всегда, — с блаженной улыбкой произнесла она и села, пальчиками проведя по его груди: — Мы ведь это повторим? Я хочу почаще.
— Почаще? — голос его прозвучал хрипло.
Тео посмотрел на неподвижную руку, все еще сведенную болью, на чужие пальцы, касающиеся его тела, под которыми болезненно пульсировали нервные окончания, на девушку, которой было плевать на него, потому что она думала лишь о собственном удовольствии.
— Да, почаще, — радостно подтвердила Оливия. — Хорошо я придумала?
Она даже не заметила, какую боль ему причинила.
Тео осторожно прикоснулся левой рукой к ее виску. И спросил особым тоном:
— Что ты в действительности ко мне испытываешь, Оливия?
Незримым наблюдателем он погрузился в ее воспоминания.
Теодор увидел Оливию — совсем юную; в этом возрасте она стала его девушкой. Она лежала обнаженная в постели, столь же расслабленная, как и сейчас. А рядом с ней, такой же обнаженный, лежал и поглаживал ее Мартин.
Оливия никогда не говорила, что спала с Мартином.
Мартин в ее воспоминаниях, лаская девушку, заговорил:
— Детка, я бы хотел оставить тебя себе навсегда. Ты мой идеал.
— Жаль, что это невозможно, — она вздохнула. — Отец одобрит только выгодный брак.
— И чем же брак со мной не выгоден? — улыбнулся Мартин. — Я вообще-то сын Владетеля Вайнхаи.
— Прости, дорогой, но ты — никто. Все знают, что тебя вышвырнут из Рода, как только власть перейдет к твоему брату.
Мартин скривился, но быстро взял себя в руки:
— А ты никогда не хотела стать женой Владетеля?
— Ты имеешь в виду Теодора? — Оливия поморщилась. — Вот уж нет. Он же ненормальный. Бешеный. На него даже смотреть страшно!
— С тобой многие не согласятся, — хмыкнул Мартин. — Он весьма популярен среди девчонок.
— Он ужасен. Я могу лишь посочувствовать той, кто станет его женой. Он — бессердечное чудовище.
— И будущий Владетель.
— Папочка был бы счастлив, — недовольно фыркнула девушка. — Но нашей семье такой брак точно не светит.
— Если он сам не захочет.
— Марти, я ценю твое высокое обо мне мнение, но буду честна. У него таких, как я, на выбор — каждая первая. С чего бы ему захотеть именно меня?
— Затем, что ты — прекрасная актриса. А у моего братца есть слабость.
— Я что-то не поняла, — Оливия прищурилась. — Ты что, хочешь подложить меня под своего брата?
— Детка… зачем бы мне делать ему такой подарок? Но взгляни с другой стороны. Если ты выйдешь за него замуж, ты станешь опекуном его наследника, если вдруг с Тео случится непоправимое. А ребенка можно вырастить очень лояльным. Таким, что не посмеет исключить из Рода своих опекунов. Приемную маму и ее нового мужа.
— Под которым ты подразумеваешь себя? — улыбнулась Оливия и нахмурилась, когда он кивнул: — Но он же кадхаи. Что непоправимого может с ним случиться?