- Стойте, не уходите! – взмолилась женщина.- Там в потёмках рыщут лишь головорезы!
- Боже мой, боже, будь я проклят! –не слыша её слов, я проклинал себя. - Этот остров не в мире людей! Демоны и шлюхи – единственные, кто обитает здесь. Ответом ей было лишь моё сдавленное рычание.
- Я знаю, Вы страдаете, - поднялась она с колен и приблизилась ко мне. – Но прошлого не изменить. Комомо больше нет. Вы не сможете вернуть её, - я почувствовал её мягкое прикосновение к моим плечам.
- Что Вам было дорого в ней? – она взяла из моей руки багаж и отложила в сторону. Я шёл за ней, как побитый пёс.
- Очень, очень многое…Она напоминала мне мою сестру. Мою умершую сестренку, -я упал на пол и воззрился в тёмный потолок.
- Вашу сестру? - снова это нежное прикосновение мягких пальцев.
- Теперь я кажусь тебе странным? – через силу улыбнулся я. Она взяла мою руку в свою.
- Я последняя, кто станет судить кого бы то ни было, - возвратила она улыбку.- выпейте немного саке. Это лучший способ забыть о горе.
- Господи! – снова простонал я, не в силах смириться со страшным известием.
4.
Должно быть, я уснул, или же провалился в забытье. Мое лицо овевал легкий ветерок, а кожи касались тяжелые шелковые ткани. Я не хотел открывать глаза. Я хотел остаться лежать так, распростёртым на татами, в богом забытом борделе на краю света. Я протянул руку, и пальцы мои коснулись нежной кожи. Та безобразная девушка всё ещё сидела возле меня. - Ты когда-нибудь спишь?- спросил я, всё ещё не открывая глаз. - Показать лицо во время сна – великий позор для женщины моей профессии, - тихо промолвила она. Я открыл глаза. Девушка снова сидела в профиль, закрывая обезображенную часть лица; кимоно соскользнуло с её плеч, обнажая гладкую фарфоровую кожу. Смутившись от моего взгляда, она поправила кимоно. - Жарко. – улыбнулась она.- Но это, по крайней мере отгоняет москитов. Я увидел, как за её спиной промелькнула какая-то тень, и глаза мои расширились. Что это, наваждение или просто слишком много выпитого саке? Однако я мог явственно утверждать, что за спиной безобразной проститутки на меня смотрело чье-то женское лицо. Я снова закрыл глаза. Эта девушка была права – шлюхи и демоны, только их присутствие я чувствовал на этом проклятом острове.
- Что-то не так? – испуганно спросила девушка.
- Просто слишком много саке,- я улыбнулся через силу, но страх сковал мои внутренности. Девушка усмехнулась.
- Мой прекрасный господин, - она распахнула кимоно, и я увидел стройную женскую ножку. Она провела по ней рукой, лаская кожу. – Мужчины всегда говорили мне, что я прекрасно сложена. Хотите убедиться? Я позволю делать Вам всё, что пожелаете.
- Не сейчас. Я был слишком истощен, слишком напуган, чтобы заниматься с ней любовью. Снова тихий смешок, и обнаженная ножка исчезла в золотистых складках кимоно.
- Я понимаю. Кому захочется лечь с уродиной вроде меня, - голос её звучал насмешливо, но в нём чувствовалась нотка обиды и какой-то грусти.
- Пожалуйста…не пойми меня неправильно, - я погладил её по неизуродванной щеке.- Я нахожу тебя очень притягательной. Но в эту ночь, -я убрал руку, и глаза её погрустнели, - нет, не в эту ночь. Нет.
- Может, Вам стоит просто расслабиться и уснуть? – спросила она, снова взяв в руки веер.
- Расскажи мне историю на сон грядущий, - попросил я, устраиваясь поудобней.- О себе.
- Обо мне? – удивилась девушка.
- Я журналист.…Этим я и занимаюсь в жизни – слушаю истории. Но даже если бы я им не был, я бы хотел услышать твою историю, - я коснулся черной пряди волос, выбившейся из сложно завитого парика.
- Вы очень странный, мистер, - протянула она, улыбнувшись мне.- Обычно мужчины не хотят говорить со мной.
5.
«Я родилась далеко отсюда. В бедной деревне, глубоко в горах, где жизнь очень сурова. У отца были больные лёгкие, и он почти не вставал с постели. Мама была повитухой, она принимала роды у женщин деревни, когда не ухаживала за отцом. Когда родилась я, их жизнь стала ещё труднее, и всё же, они были счастливы. Никто из детей не хотел играть со мной из-за моего лица. Я была совершенно одинокой. Все в городке чурались меня. Но буддистский священник был добр ко мне. Он показывал мне странные картины из монастыря, написанные настоящей кровью. «Послушай меня, -говорил он.- если будешь поступать плохо, отправишься прямо в ад. Если хочешь попасть на небеса, ты должна творить лишь добро». Однажды отцу стало еще хуже, чем раньше. Чахотка сжирала его изнутри. Он не хотел обременять нас ещё больше… Река приняла моего отца. Мать выбивалась из сил, но не могла прокормиться с маленьким ребёнком. Она продала меня в один из домов терпимости. Она кричала мне вслед: «Ты будешь счастлива, обещаю!», и по её щекам стекали слёзы. А дальше – все известная старая история. Меня покупали и продавали, пока я не оказалась на этом острове. Быть женщиной для забав означает жить в аду. Это место похоже на картины из той книги в храме, на картины, нарисованные кровью. Мужчины, занимаясь прелюбодеянием со мной, злобно шипели мне: « Не смей показывать мне своё лицо!». Я была белой вороной, во всём. Другие девушки смотрели на меня с жалостью, а я ненавидела их за это. Мамаша часто лишала меня еды, из-за того, что я плохо «работала». Только Комомо была добра ко мне – у неё было золотое сердце. «Я не продана сюда, как другие девушки», - рассказывала она мне,- «есть мужчина, любящий меня. Я жду, когда он приедет за мной. Он обещал увезти меня отсюда.» Другие девушки насмехались над ней за эти слова. «А я –императрица Японии,»- насмешливо произносила Марико,-« Комомо, ты глупа. Приёмные родители продали тебя сюда, чтобы уплатить долги.» « Нет! Моя семья богата!- возражала Комомо, и её щёки заливал румянец. – «Если бы я родилась в другую эпоху, я была бы принцессой.» Другие лишь смеялись над этим заявлением, а я верила. Верила, что у хоть у кого-то в жизни могла быть сказка. Я грубо одергивала своих товарок, а они в ответ обзывали меня гадиной и уродиной. Комомо пользовалась наибольшим успехом у мужчин. Она была так мила и прекрасна! Старшие женщины завидовали ей и всеми способами старались извести её. Всё началось тогда, в один теплый майский вечер, когда бумажные дверцы нашей комнатушки раздвинулись, и вошла Мамаша. «У меня пропало кольцо» - раздувая белые от пудры ноздри, сказала она. «Нефритовое кольцо. Кто-то украл у меня кольцо. Кто взял его?» Она ходила между нами, и её глаза были черные от ярости. Я никогда не видела её такой взбешенной. Мне стало страшно. «Это я нашла на пороге своей комнаты», - она достала из оби красивый гребень для волос. «Гребень Комомо!» - торжествующе крикнула Марико и посмотрела в сторону несчастной. - «Ты говорила, что мечтаешь об этом кольце, так?» «Да, она говорила об этом», - зазвучал стройный хор голосов остальных девушек. «Хватит! Перестаньте лгать! Я никогда не слышала, чтобы она так говорила!» - я пыталась вмешаться, но меня, как обычно, никто не слушал. «Комомо, это твоё?» - медовым голосом спросила Мамаша, поднося гребень близко к лицу Комомо. Девушка отрицательно замотала головой. «Я не знаю, как это оказалось там!» «Почему твоя шпилька была в моей комнате?» - схватив девушку за волосы, прошипела Мамаша. «Я не знаю». – всхлипнула Комомо. «Моё кольцо стоит гораздо дороже твоей шкуры!» «Я не крала его!» «Это мы узнаем», - загадочно произнесла Мамаша.- «Заприте её в чулане для белья!» Упирающуюся и причитающую Комомо поволокли прочь из комнаты. Я пыталась их остановить, но Мамаша пнула меня ногой, и я отлетела к стене.»