6.
«Что же было потом? Я, не замеченная никем, стояла возле двери комнаты Мамаши, где вершилось наказание. Комомо подвесили за руки, ноги же её держали две девушки, что посильнее. Комомо упиралась и визжала. «Не трогать лицо. Только тело. И только там, где незаметно», - сказала Мамаша и подошла к несчастной. «Не оставляйте следов. Она ценный товар и моя собственность». Из тени вышла одна из старших женщин, по прозвищу Игла. У неё были крашенные светлые волосы, заплетенные в сложную прическу, лицо без бровей и густо накрашенные чёрной краской губы. Она улыбалась, и в этой улыбке читалось безумие. Она взяла палочки для волос и поднесла к горящей свече. Когда пластик раскалился, она медленно поднесла палочку к нежным подмышкам Комомо и прижгла кожу. Послышался вопль, мало похожий на человеческий. Но, похоже, это было только начало. Старейшая из Мамаш, Норико Красный Гребешок – Вы видели её, господин, качала в такт воплям Комомо своим красными перьями на макушке. Затем Комомо перевернули на грудь. Марико грубо дернула её за волосы. «Сознайся в краже, принцесса». Комомо вновь замотала головой. Тогда Марико дала знак Игле, и та медленно достала из складок своего кимоно длинные и острые иглы. Тогда я и поняла, почему её так прозвали. Она взяла руку Комомо, нежно провела по ней своими длинными пальцами и вогнала иглу прямо под островок ногтя. Одна за другой. Одна за другой. Крики Комомо были сплошным воплем раненного зверя. А затем – самое страшное, - она взяла лицо Комомо в ладони и насильно раздвинула нижнюю губу, обнажая розовые дёсны. Когда игла пронзила тоненькую перегородку верхней губы, Комомо издала хрипение, напоминающее предсмертную агонию лисицы, пойманной в силки. Но и тогда Мамаша не добилась от неё ничего, кроме всхлипов и стонов. Её вздернули за одну ногу и оставили висеть несколько часов. За это время Комомо несколько раз обмочилась, и соленая жидкость залила красивые рыжие волосы. Она смешно шевелила разверстыми челюстями. «Простите меня», - раздался вой из её глотки. «Это я, я его украла!» Мамаша подошла к ней, выпуская дым сигареты прямо в её лицо. «Где моё нефритовое кольцо?» -четко, по слогам произнесла она. «Я не помню,» - разрыдалась Комомо. «Пожалуйста, простите…Очень, очень больно…» «Упрямая маленькая сучка!» -плюнула в неё Мамаша и вышла вон из комнаты, а Комомо продолжала висеть вниз головой, и из её рта и пальцев медленно сочилась алая кровь. Кольца они так и не нашли. Как бы они не истязали её, она ничего не сказала. Когда я поднялась в комнату, где лежала Комомо, сломленная, раздавленная, я услышала, как она звала Вас. «Когда же ты приедешь, Кристофер?» - она подняла изуродованную руку, в которой из-под ногтей торчали длинные иглы, вверх, словно касаясь кого-то. А на следующий день, когда я принесла ей плошку воды, она повесилась.»