Запертая лестница: [роман]
Лорри Мур
ПОСВЯЩАЮ ЭТУ КНИГУ ВИКТОРИИ УИЛСОН И МЕЛАНИ ДЖЕКСОН
LORRIE MOORE
A GATE at THE STAIRS
Жить? Слуги за нас всё сделают.
Судзуки!
Со всех зрительских мест открывается одинаковый вид на Вселенную.
I
Морозы в ту осень ударили поздно и застали врасплох певчих птиц. Когда наконец пришли настоящие снега и ветра, слишком многие пташки уже обманулись и решили остаться на зиму. Вместо того, чтобы лететь на юг, — вместо того, чтобы уже давно улететь на юг, — они сбивались в кучки у человеческих жилищ, распушив перья, пытаясь удержать хоть капельку тепла. Я искала работу. Я училась в университете, и мне нужно было устроиться бебиситтером. Так что я ходила на собеседования, от одних потенциальных работодателей к другим, по красивым, но скованным зимой районам города и видела жутковатые картины — мириады птичек клюют мерзлую землю, и сами они тусклого земляного цвета и явно испуганы. Хотя любая птица даже в лучших обстоятельствах пуглива. Наконец, когда я уже много времени провела в поисках работы, птицы неожиданно исчезли. Я не хотела думать о том, что с ними случилось. Точнее, это просто выражение такое, маска, фальшивый фасад деликатности. На самом деле я думала о них все время. Воображала, как они валяются дохлые, пугающими кучами, где-нибудь в полях за городом или падают с небес по две-три штуки миля за милей вдоль границы нашего штата с Иллинойсом.
Был декабрь, и я искала работу, чтобы начать с января, с нового семестра. Я сдала все экзамены и звонила по объявлениям с доски вакансий для студентов. Вакансий по «уходу за детьми». Я любила детей. Честное слово! Ну, во всяком случае, ничего против них не имела. Среди них попадались интересные. Меня восхищали их упорство и открытость. И еще я умела обращаться с детьми — в смысле, строить смешные рожи младенцам, а детей постарше учить карточным фокусам и разговаривать с ними театрально-саркастическим тоном, завораживая и обезоруживая. Но я не особенно умела приглядывать за детьми подолгу: мне становилось скучно. Возможно, это у меня от матери. Стоило мне поиграть с детьми подольше, и у меня начиналось мозговое голодание. Я жаждала впиться глазами в какую-нибудь из книжек, лежащих у меня в рюкзаке. Я все время надеялась, что ребенок ляжет спать пораньше и проснется попозже.
Я выросла на небольшой ферме на старой Перри-вилльской дороге, окончила школу в городке Делла-кросс и оттуда приехала в Трою, «Афины Среднего Запада», словно из пещеры вылезла. Как дитя-жрец колумбийского племени, мы это проходили по культурной антропологии — мальчик, из которого растили мистика: он все свое детство проводил во тьме и о внешнем мире знал лишь с чужих слов. Попав наконец на свет, он непрерывно трепетал от непреходящей растерянности и благоговения: ведь никакие слова не передают поразительности подлинного. Так вышло и со мной. Я была совершенно не готова. Не помогли ни копилка с надписью «На университет», стоявшая в гостиной, ни облигации, подаренные бабушкой и дедушкой, ни подержанная многотомная Всемирная энциклопедия с прекрасными разноцветными графиками производства зерна в разных странах и фотографиями родных мест президентов. Ферма моих родителей — плоский зеленый мир без свиней, без лошадей, скучный, с жужжащими мухами, с тишиной, которую ежедневно вспарывали вонь и грохот сельскохозяйственных машин, — исчезла, и я оказалась среди огней большого города, среди городской жизни, книг, фильмов и остроумных друзей. Меня выпустили из пещеры, то есть с Перривилльской дороги. Мой воспаленный мозг впитывал Чосера, Сильвию Плат, Симону де Бовуар. Дважды в неделю молодой преподаватель по имени Тэд в джинсах и галстуке стоял перед целой аудиторией ошарашенных фермерских детей вроде меня и увлекательно рассказывал о манере Генри Джеймса мастурбировать запятой. Меня это сразило наповал. Я в жизни не видела, чтобы галстук носили с джинсами.
Конечно, в пещере у древнего племени вырастал мистик; в моей пещере выросла всего лишь я.
В коридорах студенты спорили о Бахе, Беке, балка-низации и бактериологической войне. Приезжие из других штатов задавали мне вопросы типа: «Ты ведь деревенская. Скажи, это правда, что, если съесть печенку медведя, умрешь?» Или: «А это верно, что свиньи не едят бананов?» Я знала лишь, что козы на самом деле не едят консервных банок: им просто нравится лизать клей, которым приклеена этикетка. Но об этом меня никто не спрашивал.