Метросексуалы – прикольны, ярки, соблазнительны. Бекхэм – в котором есть все от Майкла Джексона, Джорджа Майкла и Боя Джорджа – тем не менее, настоящий мужчина, играющий в настоящую мужскую игру.
Держу пари: маечка-стретч, оказавшаяся для выхода в свет слишком педовой, припрятана в каждом третьем мужском гардеробе.
Что касается трусиков-стринг, то можно подождать, пока не прикупит Бекхэм.
Или, может быть, Симпсон?
2003
Бей, барабан, бей, бадабум! О совсем новых русских
Глава радиостанции «Юность», мой коллега по Alma Mater, пижон Мушастиков на вопрос об отношении к молодежи возопил:
– Бить ее надо! Бить! Двадцать четыре часа в сутки! Ногами! – сверкнул модными очками (у него к выпендрежным оправам слабость), прыгнул в иномарку и умчал.
Присутствовавшие при этом – хмыкнули.
Зря.
В поколениях сорокапятилетних циников и тридцатилетних яппи вдруг заколосилась привычка сюсюкать над тинейджерами, роняя скупую мужскую слезу в стакан с Jack Daniels. Ведь они гоняют на роликах по Невскому и Кусково. С детства болтают на двух языках (а мы-то, оболтусы?). Они не голимые лохи, они заливают грин в понтовый пластик.
Угу. Надень рюкзачок с Микки Маусом и завались к ним на тусовку.
Умиление перед «растущей сменой» – всегда признак собственной неполноценности: клетчатый пиджак на Евтушенко (русск. сов. поэт, если забыли), так и не поверившего, что без пиджака признают. «Я знаю, что живет мальчишка где-то, и очень я завидую ему…».
Тьфу.
На самом деле нынешние teens – душевно хилое, неприкаянное поколение, тяготеющее скорее к идеологии просоветских бабушек и дедушек, чем постсоветских пап и мам.
Это сорокапятилетним кажется, что «Идущие вместе» куплены майкой-пейджером-жвачкой. На самом деле, восемнадцатилетним комфортнее идти вместе. И бить «извращенцев». Им нравится быть новыми комсомольцами: духовными, сплоченными, идейными.
Это мы воротим нос при словах «в советское время», но для совсем новых русских Брежнев – симпатичный, даже прикольный дядька. Совсем новым хотелось бы пионерского лета, комсомольских строек, парадов на Красной площади, Гагарина в космос, собрания со знаменем, общего дела, бей, барабан, взвейтесь кострами. У них Андропов – этот гэбэшный арматурный пруток, верящий, что палочки должны быть «попендикулярны» – в героях, в Че Геварах. Они на стороне команданте Фиделя. Сталин «сделал страну великой».
Это не пелевинский стеб. Не пивняк «Жигули» с дизайнерским бетоном, не серпастые маечки от Симачева. У них искренняя любовь к СССР. К тому СССР, о котором среди нас неприлично поминать.
Я новых молодых ценю так же низко, как гринписовских идиотиков, в борьбе за права животных готовых порезать людей на меха. И так же боюсь: вдруг граница потеряет контроль.
Сорокапятилетних прожженных циников, прошедших школу фарцы с одновременной борьбой за избрание в комитет ВЛКСМ, хрен чем сломаешь: вывернутся. Тридцатилетние яппи при оверкиле переведут семью за бугор по безналу. А наших детей можно мять, лепить, ломать. Любой ветеран прошлых битв, старикашка из ДЭЗовского актива, с волоснею в ушах и ноздрях, склонит их к чему угодно, прям по Сорокину.
Детишкам интересно и хочется в пионеры у Мавзолея. Они готовы отдать за величие страны и свою жизнь, и нашу, не говоря уж про священную собственность.
Самые консервативные, кондовые звонки в моем прямом эфире на радио случаются либо от дедков, для которых даже старость кончилась, либо от юных. «В СССР была духовность», «у вас в молодости были идеалы». Писатель Дима Быков на «Маяке» вел программу «О чем нельзя», таскал на нее дюжину каких-то там студентов-школьников, так и они были такие же точно – уроды, гоблины: «В школе нужны уроки православия», «я за соборность». Это при быковском-то прогрессизме.
Мы по сравнению с этою мелкою шушерой – алмазы, кремень, гранит.
Мы, железно осознавшие мужскую ответственность. Мы, превратившие нацию нытиков, у которых все величие – в космосе, а дома – вечнотекущий желто-засранный горшок, в нацию трудоголиков. Мы, оплачивающие их английский, их тусовки, их поездки, их чегеварные маечки, их совковую тоску.