За контрольную я получил трояк… Но твердый!
Театральный роман
В Советское время, было много разных кружков для школьников (что характерно бесплатных). Благодаря Литературше, которая была для разнообразия нашей Классной руководительницей, меня с помощью пыток загнали в Драмкружок. Лишь когда меня назначили на первую в моей жизни роль, я понял всю глубину мстительности и коварства нашей Классной Дамы. Меня определили на роль Митрофанушки в Недоросле, а это был совсем не мой образ. Да посудите сами… Разве смог бы, инфантильный Митрофанушка устроить взрыв во время контрольной, что бы пока учитель бегал посмотреть что случилось, все успели бы списать. А отомстить мне учительница хотела очень давно и в принципе было за что. О чем бы и о ком меня не спрашивали на Литературе, я всеми правдами и не правдами, подводил свой ответ к военной теме и оттягивался по полной. Бедная Литературша пыталась спрашивать меня на исключительно мирные темы, но после того как я рассказывая о Наташе Ростовой, плавно перешел к сравнению вооружения Русской, Австрийской и Французской тяжелой кавалерии в Битве при Аустерлице, а тему о простом Народе в Романе Война и Мир, развернул на упущения, в использовании Кутузовым Артиллерии, во время Бородинской Битвы, несчастная женщина поняла что проиграла. А я еще имел наглость, несмотря на отроческий возраст, прочитать книг больше чем она. И если быть до конца честным, то в школе, я далеко не всегда отличался благонравным поведением. Например, во время написания сочинений, я любил в конце оных, выражать свое мнение по данной теме. Например в своей работе посвященной Евгению Онегину, я написал в финале, что Ленский мне не нравится и правильно Онегин его застрелил. Ну, короче отыграл я Митрофанушку, искренне после этого раскаялся в прошлых прегрешениях, и на ближайшей Литературе говоря о Пушкине, почти не касался военной тематики (разве что, десятиминутный рассказ о французских седельных пистолетах с колесцовыми замками, имеющихся у Александра Сергеевича). И в следующей постановке, по «Школе» Гайдара — старшего, я играл уже отчетливого рубаку, белогвардейского капитана Бахарева. А к нашему драмкружку был прикреплен старенький старичок из бывших Актеров. Милейшей души человек… На репетициях, первые десять минут режиссировал, а потом благостно задремывал. Меня он искренне полюбил, после наших бесед, о роли грамотного подбора оружия, для театральных постановок. И вот наступил Момент Истины. Мы начали репетировать пьесу о партизанах. Нам даже дали учебный пулемет Дегтярева, с которым должен был тусоваться Пионер — герой, которого надеялся сыграть я. Но не тут то было. Наш спектакль должны были снимать для какого-то пионерского киножурнала и по этому поводу, героическую роль доверили играть племяннику директрисы. Этот племянник кстати, в Гайдаровской Школе играл самого Аркашку Голикова. Я не выдержал и ввел в монолог Бахарева свой штришок. Фрол был достаточно мерзким существом, стучал на одноклассников и плюс отличался отменной прожорливостью, чем весьма гордился и в школьном буфете, обычно громогласно заявлял, что так голоден, что готов лошадь съесть. И когда капитан Бахарев, говорил уряднику, мол чего ты куренка несешь, давай мол чего побольше, я вставил отсебятину — там на лугу пасется генеральская лошадь, так поди зарежь ее и зажарь, иначе мы нашего гостя-оглоеда фиг накормим. Зал был в восторге, но вроде обошлось. Да-а-а, интриги процветают даже в школьном театре. И дали мне в новой пьесе, роль начальника местного Гестапо… Ну что же подумал я, вам не нравится Пампа-партизан? Посмотрим как вам понравится Пампа — гестаповец! Я вам не дам ограничивать свой талант. Как там у Роже де Лиля:
На основании своего актерского опыта (как ни как, уже две роли) я понял что главный человек в театре, это не режиссер и не критик, но зритель и надо ориентироваться исключительно на него. Накануне, я очень удачно прочитал «Театр» Уильяма Сомерсета Моэма и на меня произвело огромное впечатление то, как Джулия Ламберт привлекла к себе внимание зрителей красной шалью. И я решил предпринять нечто подобное. Поразмыслив на досуге, я пришел к выводу, что офицер гестапо в красной шали, это не совсем комильфо, и надо придумать что то другое… и придумал.
При режиссуре было определено, что психотип моего героя, должен соответствовать персонажу Великого Сергея Мартинсона в «Подвиге разведчика», этакий гротескный трусливо-глуповатый гестаповец. Я решил пойти от обратного… Я выбрал психотип Князя Болконского, с элементами мичмана Панина. Надо сказать, что по сюжету, мой персонаж показан всего дважды. Первый раз, в начале спектакля в своем кабинете, где я злобно приказываю начать карательную экспедицию и второй раз там же в конце спектакля, когда ко мне врываются партизаны, я трусливо прячусь от них под стол, и меня утаскивают казнить. Всю пьесу, хорошие персонажи периодически поминают мои зверства, но в реале их не показывают. Ну я и решил восполнить. Вместо ружья Станиславского, у меня был пневматический пистолет, подаренный накануне старым другом родителей и до поры, до времени, скрытый мною от общественности, хотя похвастаться, ну очень хотелось (если рассказать о том. как я протащил его на сцену и спрятал в своем служебном столе — Мюллер и Берия, повесятся от зависти).