Дмитрий Черкасов
Записки Джека-Потрошителя
Часть первая
Пролог
— Джек-Потрошитель нанес новый удар! Джек-Потрошитель! Полиция бездействует! Джек-Потрошитель! Новый подозреваемый! — Звонкий голос мальчишки-газетчика разносится по улице.
Я останавливаюсь и с трепетом прислушиваюсь к его крику, он возбуждающе действует на мой слух. Человек, идущий следом, — какой-то чиновник из Сити, — натыкается на меня. Его губы шевелятся; вероятно, он извиняется, но я не слышу его, в этот момент мое внимание приковано к мальчишке с его газетами. Этот ребенок бледен и, наверное, сам живет где-то там, на грязных улицах восточной части Лондона, которые, кажется, не способны породить ничего, кроме преступлений и порока.
— Джек-Потрошитель!
Звучит как крик глашатая, шествующего впереди обреченного на смерть преступника. Или, напротив, — победителя? Мальчишка подбегает ближе, протягивает газету, получает взамен монету и бежит дальше.
— Джек-Потрошитель! Джек-Потрошитель!
Беги, беги, маленький глашатай, разноси весть обо мне по свету.
Пока еще на улицах светло, но часы пробили семь, и скоро тьма опустится на Лондон, на благополучный Уэст-Энд, на тихий Сити и на разгульный Ист-Энд, где редкие фонари горят на улицах, похожих на дороги ада.
Я знаю эти улочки, их запах не кажется мне оскорбительным, и люди, которые попадаются там, всегда представлялись мне интересными собеседниками. Но в последнее время я замечаю все больше хмурых лиц. Прохожие с подозрением оглядываются мне вслед. Я вижу стиснутые зубы и чувствую, как рука прохожего сжимается в кулак. Я угадываю под плащом безобидного лавочника спрятанный револьвер, а вон тот малый наверняка носит в кармане нож. Здесь уже многие обзавелись оружием.
Что же заставляет их мускулы напрягаться при виде одинокой фигуры?
Что напугало суетливых обитателей трущоб? Кто вселил ужас в этих людей, живущих сегодняшним днем? Кто наполнил трепетом их огрубевшие сердца?
Неужели Джек-Потрошитель?!
Неужели я?
Глава первая. Начало кошмара
Седьмое августа 1888 года, понедельник
Конец лета выдался холодным, и Альфред Кроу покрепче запахивает свое пальто. Копыта стучат по мостовой, гнедая лошадь тащит кэб по опустевшим улицам. Кэбмен Кроу обычно не отказывается перекусить перед сном в одной из уличных палаток, что работают всю ночь, но на этот раз усталость берет верх, и он отправляется домой — спать.
В прежнее время сны были иными, но монотонная рутинная работа одолевает, теперь во снах он, как и наяву, ведет кэб по лондонским улицам. Что за радость от такого сна, в котором приходится работать, как и днем?! Вот было бы занятно поменяться сновидениями с каким-нибудь богатым щеголем, одним из тех, у кого денег куры не клюют.
Эта мысль заставляет Кроу улыбаться, пока он поднимается по темной лестнице к себе в каморку на Джордж-Ярд, рядом с Коммершл-стрит, одной из главных улиц района Уайтчепел. На площадке, куда он мельком бросает взгляд, лежит что-то, напоминающее большую гору тряпья. Будь это в самом деле тряпье, Кроу, вероятно, не побрезговал бы перетащить его в свою комнату, потому что тряпье можно продать старьевщику, а лишние деньги никогда не помешают. Но в этом доме никто не выбросит вещь, за которую можно выручить хотя бы несколько грошей.
Это не тряпье, а… человек. Кажется, женщина, которая лежит неподвижно, и, следовательно, — она мертвецки пьяна.
Нет, до того чтобы обирать пьяных, Альфред Кроу никогда не опустится. Он ведь и сам может оказаться на месте этой бедняжки — не сегодня, так завтра. Кэбмен закрывает свою дверь на засов и спешит к постели, чтобы забыться беспокойным сном. Как давно водится, во сне его преследует одна и та же картина — он снова на козлах, и гнедая Матильда везет кэб по лондонским улицам.
Один из соседей Кроу — рабочий Джон Ривс уходит на работу в пять утра и по пути обращает внимание на женщину на площадке. Ему кажется, что она не дышит. Когда Ривс наклоняется к ней, под ногами раздается неприятное чавканье, Он ругается и делает шаг назад, уверенный, что вступил в мочу.
Но это не моча, это лужа крови, которая растеклась от мертвого тела по всей площадке, а многочисленные темные пятна на платье — места ножевых ударов.
Глаза женщины широко раскрыты, в них застыл ужас.
— Вы трогали тело?
— Нет, зачем мне было его трогать?! Оно было все в крови, вы и сами видели. Впрочем, даже если бы оно и не было в крови, я все равно не стал бы его трогать.