Пропускаю мелкіе перевороты и событія, слѣдовавшіе одни за другими въ служебной моей карьерѣ, и игравшіе большую роль въ послѣдующей моей жизни; пропускаю ихъ потому, что они не заключаютъ въ себѣ особеннаго интереса для читателя. Переложу прямо къ тому счастливому періоду моей жизни, когда судьба особенно начала улыбаться мнѣ, когда я, на самомъ себѣ, провѣрилъ практическое изрѣченіе талмудейскаго мудреца: "нѣтъ предмета (въ природѣ), который не имѣлъ бы своего (подходящаго) мѣста, и нѣтъ человѣка, который не имѣлъ бы своего (счастливаго) часа".
Я получилъ горячо желанное мѣсто на поприщѣ распорядительномъ. Какъ нѣкогда я съ жадностію бросился на изученіе бухгалтеріи,-- безъ особенной любви къ этому предмету,-- такъ точно съ свойственной мнѣ порывистостью, противъ внутреннихъ своихъ убѣжденій, я бросился въ борьбу на защиту откупныхъ интересовъ моего принципала. Безъ любви къ коммерціи, съ полнымъ отвращеніемъ къ меркантильности, я ринулся въ коммерческій штоссъ, ставя на карту случая все за одинъ разъ. Я гонялся за деньгами не ради денегъ, но во имя осуществлены моихъ завѣтныхъ желаній; я гонялся за тою тѣнью, за тѣмъ миражемъ, который люди величаютъ счастіемъ. Мнѣ повезло глупѣйшимъ образомъ. Заработки мелкіе и крупные падали ко мнѣ, какъ снѣгъ на голову. По службѣ мнѣ тоже повезло, какъ никогда прежде. Я достигъ той степени величія по службѣ, которое я нѣкогда считалъ для себя недосягаемымъ. Но достигнувъ всего этого, увидя себя въ одно прекрасное время богачемъ, конечно относительнымъ, я, въ тоже время, почувствовалъ всю иронію насмѣшливой судьбы надо мною. Я не только не утолилъ своей душевной жажды, но напротивъ жажда къ счастію пожирала меня пуще прежняго; а миражъ манилъ все дальше и дальше...
Переставъ быть пишущей и считающей машиной, я получилъ возможность сталкиваться съ разнообразными людьми различныхъ общественныхъ сферъ, съ европейскимъ обществомъ, съ его удовольствіями, съ дурными и хорошими его законами, привычками, требованіями. Я пересталъ жить однимъ внутреннимъ своимъ міромъ, бросилъ свои недосягаемыя стремленія и употребилъ всю силу своей логики на примиреніе своего пылкаго воображенія съ дѣйствительностью жизни. Опять произошла во мнѣ безбожная ломка, подъ вліяніемъ которой падали самыя дорогія вѣрованія и убѣжденія. къ счастью, или лучше сказать, къ несчастію, я имѣлъ досужіе часы для анализа и провѣрки людей и самого себя. Этими досужими часами я обязанъ былъ тѣмъ, что нѣкоторое время жилъ въ дали отъ моей подруги жизни, на холостую ногу. Мою шею не душили супружескіе тиски.
Въ новой сферѣ моей дѣятельности, я попалъ въ такое еврейское образованное общество, существованія котораго я прежде и не подозрѣвалъ. Я столкнулся также со многими личностями, которыя, въ давнопрошедшія времена, витали такъ высоко надо мною. Боже мой, какія крупныя перемѣны! Я во очію видѣлъ эти перемѣны, но никакъ разрѣшить не могъ: поднялся ли я самъ къ этомъ личностямъ, или они опустились до меня? Измѣнились ли характеры этихъ людей, или измѣнился я самъ и смотрю на нихъ другими глазами? Послѣднее было вѣроятнѣе. Въ дѣтствѣ и юности, униженный и оскорбленный, я смотрѣлъ на сравнительно счастливыхъ людей, какъ голодающій, приниженный нищій смотритъ на пресыщеннаго богача-сибарита, теперь-же я самъ былъ сытъ и сыто смотрѣлъ на людей и міръ.
Я до сихъ поръ живо помню страшную борьбу, происходившую во мнѣ по случаю одного визита. Къ лучшему еврейскому бонтонному обществу, въ той мѣстности, гдѣ я жилъ, въ лучшіе дни моего прозябанія, принадлежали и занимали видное мѣсто: мой смертельный врагъ съ дѣтства, кабачный принцъ и его очаровавшая меня нѣкогда супруга. Не сдѣлать имъ визита было-бы верхомъ невѣжливости съ моей стороны, но сдѣлать его было выше моихъ силъ. При одной мысли объ этомъ, въ головѣ поднимались непривлекательныя картины изъ моего отрочества, живо припоминались унизительныя сцены, въ которыхъ я игралъ такую жалкую роль предъ юношей счастливцемъ; поднималась вся желчь, вся зависть давно прошедшихъ временъ душила меня. Я, наконецъ, пересилилъ себя и сдѣлалъ этотъ роковой визитъ, съ затаенной злобой въ сердцѣ. Но каково было мое удивленіе, когда вмѣсто чванливаго, надменнаго и злого человѣка, я въ бывшемъ моемъ врагѣ нашелъ человѣка необыкновенно добраго, простого, безъ особенныхъ претензій, любезнаго и гостепріимнаго. Уродливое воспитаніе, полученное имъ въ дѣтствѣ, повредило только одному ему и горько отразилось на его незавидной жизни. Смотря на него, я часто задавался вопросомъ: его-ли переработала жизнь или меня самого?